План по захвату профессора - Варвара Федченко Страница 16

Мариам благополучно добралась до дома на такси, встретив на своем пути из опасностей только соседскую собаку и собственные мысли. После снегопада и последовавшего снижения температуры дачную дорогу развезло. Машина застряла в грязевом месиве на въезде в кооператив. Таксист, к счастью, попался не скандальный, и безо всякой нервотрепки отпустил девушку. Правда пришлось пройтись пешком под противным мокрым снегом. Но ей было полезло остыть после такого-то вечера…

Она зашла в дом, легла прямо в куртке на кровать и приготовилась к акту самоуничижения. Это обычный этап после «Машу понесло». Но ничего не произошло. Совсем ничего. Не было ни стыда, ни мук совести, ни обещаний «Я больше так не буду». Только чуть схлынувший адреналин, возбуждение и непонимание, как теперь жить дальше. Андрей (вероятно, теперь она может звать его по имени?) оказался очень чувственным и страстным мужчиной. Когда он начал отвечать на поцелуй, Маша не поверила. А целовался он потрясающе! Девушка закрыла глаза, вспоминая, как он прикусил ее нижнюю губу, заставляя ее замедлиться, сбавить темп, и вслух застонала.

Волнующие воспоминания прервал телефонный звонок. Маша нехотя дотянулась до рюкзака и с трудом нашла в нем смартфон. На экране высветился номер и имя сестры.

— Ты мне нужна во всех смыслах, — по голосу Евгении было ясно, что случилось страшное. — Во-первых, меня отшил Вавилов. Во-вторых, я застряла в луже на въезде в кооператив. Помоги мне.

— Мне сначала наказать Вавилова или вытащить машину? — серьезным тоном спросила Мариам, натягивая сапоги.

Тракторист Семен за один единственный снежный вечер обогатился больше, чем за весь предыдущий месяц. Каждый второй автомобиль приходилось вытягивать из злосчастной (для дачников) и золотоносной (для Семена) ямы.

Дома сестры долго отпаивались горячим чаем и отогревали озябшие ноги у камина. Женя очень сдержано пожаловалась на неудачу в сближении с деканом. Советов и сострадания она не просила. Просто Мариам была единственным человеком, которому она могла рассказать такие интимные вещи.

Перед тем, как пойти спать, Маша все же решила рассказать о том, как прошел лекторий. Она произнесла вступительную речь, мягко подбираясь к главному. Сестра на автомате кивала, не отрываясь от раскрытой книги. Когда Мариам закончила исповедь, Женя медленно выглянула из-за обложки и протянула:

— Ну ты даешь! To есть не дала, — быстро поправилась она. — Но могла бы.

Евгения на время замолчала, рассматривая Машу, будто пытаясь представить, что происходило в голове у сестры в тот момент.

— Это что-то новенькое… Эко тебя понесло. Занесло, я бы даже сказала… А поцелуем нельзя было ограничиться?

— Я так и хотела! Но потом мне настолько сильно захотелось, чтобы он хотя бы на пару минут был только моим, думал только обо мне, чувствовал только меня, что я перестала себя контролировать. Это были не я! Это моя вторая сущность.

— Сучность, — с серьезным видом поправила ее Женя.

Показав обложку книги (очередное пелевинское: сестра его обожала), она зачитала отрывок.

— "Сучность — это иррациональное вроде бы поведение женщины, как правило, молодой и красивой, которое вызывает в мужчине желание". Все понятно?

— Ой, отстань от меня вместе со своим Пелевиным, — Мариам отмахнулась. — Я такого восторга от близости с мужчиной никогда не испытывала. И это при том, что сама я ничего не получила в ответ.

— Потому что сбежала, — закончила за нее Женя. — Почему, кстати?

— «Ибо не делай себе кумира. Не поклоняйся им и не служи им», — сестра смущенно отвела взгляд. — Абсурдно, но я всегда видела в нем и ученого, и профессора, и глыбу и прочее… А вот человека, живого, во плоти, состоящего из страхов, фантазий, предпочтений, со стволом (или гарпуном) — нет. Я видела его всегда так, как сегодня: на сцене, за трибуной, кафедрой, у доски, на экране монитора. Он всегда был далек и недостижим, как коммунизм в восьмидесятые. А сегодня я смогла подобраться поближе, войти в его интимное пространство. Он оказался таким настоящим! Обычный мужчина, который видел во мне обычную женщину, а значит оценивал… В общем, я испугалась.

Мариам отвернулась к окну. Погода ухудшилась: дачный поселок заметало снегом. Девушка погрузилась в свои мысли, перестав слушать заверения сестры в том, что все будет хорошо.

Деревянный идол на горе издалека кажется исполином, а как на гору взберешься — деревяшка деревяшкой, еще и сгнила наполовину. Бывает и наоборот: снизу смотрел на него, казалось, там труха одна. Но когда поднялся, в потрескавшийся лик заглянул, осмелился себя ему ровнять, тут же — раскат грома. И понимаешь, что ты всего лишь смертный, решившийся встать рядом с божеством. А если без этнографических отступлений, то Мария боялась разочароваться и разочаровать. Идолу нет никакого дела до простого человека.

А вот обычному мужчине, коим оказался профессор, ее сущ(ч)ность могла и не понравиться…

Она всю ночь думала об этом и долго не могла уснуть. Маша осознала, что натворила. Творила она, кстати, неплохо, судя по стонам профессора, но ее это нисколько не успокаивало. Девушка села, подтянула колени к груди, прижавшись к ним щекой. И как ей теперь работать? Прекрасный по чистоте и целомудренности план провален. Вторая сущ(ч)ность Маши тихонечко ликовала, восторгаясь своей смелостью, и с упоением вспоминала, как трогательно уязвим был профессор. Первую (и официальную) сущность больше интересовало, как они теперь будут это расхлебывать… А вдруг она случайно встретит профессора в коридоре или на кафедре? Как она будет смотреть ему в глаза? "С неприкрытым желанием", — прошептала вторая сущ(ч)ность.

— А ты вообще молчи, — вслух сказала Маша и надулась: не хватало еще самой с собой начать разговаривать.

Остаток ночи девушка провела, упражняясь в самобичевание. Она совсем не так представляла свое близкое знакомство с Андреем Евгеньевичем. Теперь ей вряд ли светит что-то, кроме осуждения и неприятных вопросов. Проигрывая в голове все возможные сценарии их встречи с профессором, Маша, наконец-то, заснула.

Во сне память восстановить сладостные мгновения: мягкие губы и вкрадчивый хриплый голос профессора, мужские пальцы на ее предплечьях, его стон… Р-р-р! Рациональная часть сознания спала, и эмоции, пользуясь случаем, брали верх. Тело послушно отреагировало на содержание сна. Сердце усиленно заработало, внизу живота появилась томительная тяжесть, во рту пересохло. Девушка проснулась, прижимая руку к горячему лбу. Часы показали шесть часов ночи. Градусник показал тридцать семь и восемь.

Есть законный повод не идти в университет. Отлично! Потому что если бы кто-то увидел Марию Владимировну на следующий день, то непременно решил бы, что этой женщине срочно требуется помощь психиатра. Она периодически замирала, утыкаясь взглядом в одну точку, будто рассматривала видимое ей одной. Оно ее пугало, злило, заставляло судорожно вздыхать и медленно сползать по стулу вниз. К середине дня флэшбеки настолько ее замучили, что она легла на кровать и просто перестала реагировать на что бы то ни было.