Мое безумие - Калья Рид Страница 16

Она откидывается на спинку стула, как будто я только что попросила ее пожертвовать мне почку. Я вижу, как мысли стремительно вертятся в ее голове. Она хочет мне помочь. Это хорошо заметно. Но согласится ли она?

Это главный вопрос.

– Виктория, – медленно говорит она. – Не знаю, смогу ли я это сделать.

Я смотрю на Эвелин и нежно глажу ее волосики. Мое сердце трепещет, словно птица в клетке.

– Почему нет?

– Потому что он мертв.

Ну вот, как говорится, опять двадцать пять. С чего я взяла, что на этот раз все будет иначе? Я быстро моргаю, пытаясь сдержать слезы.

Я поднимаю голову и смотрю ей прямо в глаза.

– Неправда, – с жаром шепчу я.

– Правда. Его больше нет. Дорогая… – Мать кусает губы и смотрит на стол. – Я опознала его тело.

Она это говорит не впервые. Я не поверила ей тогда, не верю и сейчас.

– Неправда. Этого не было.

Ее рука тянется через стол к моей руке. Я дергаюсь и отодвигаюсь назад. Она громко вздыхает.

– Ты даже не слушаешь меня.

– Потому что ты мне лжешь. – Я наклоняюсь вперед. – Я все время вижу его.

– Давай остановимся и подумаем о том, что ты предлагаешь, хорошо?

– Ты о том, что я прошу твоей помощи?

Мать демонстративно меня игнорирует.

– Если я уступлю и скажу врачам, что Уэс жив, хотя он мертв, то тем самым подтолкну тебя к тому, что ты уверуешь в это.

Я стучу обеими ладонями по столу. Сидящая у меня на коленях Эвелин начинает хныкать.

– Я все равно буду верить в это, хочешь ты этого или нет. – Моя мать сочувственно смотрит на меня, и это лишь подогревает мой гнев. Я невольно срываюсь на крик. – Он приходит каждую ночь в одиннадцать. Он говорит мне…

Мать озирается по сторонам, как будто за нами наблюдают, затем прерывает меня и тихо говорит:

– Тебе нужно успокоиться, хорошо? Я не хочу расстраивать тебя, поверь мне.

Было ли в вашей жизни когда-нибудь, чтобы кто-то обращался с вами, как с несмышленым ребенком? И это при том, что вы взрослый человек? Ужасное чувство. От обиды мое сердце бешено колотится о грудную клетку. Прикусив щеку изнутри, я мысленно повторяю: я права, я права, я права, я права, я права…

Мы обе умолкаем. Мне больше нечего ей сказать, она же ничего не может сделать, чтобы снять напряжение.

– Мне уйти? – спрашивает она в конце концов.

Часть меня этого ждет. Но другая, большая часть, хочет, чтобы она осталась. Если она пробудет здесь дольше часа, если останется на весь день, то возможно – просто возможно, – она увидит Уэса.

– Тебе не нужно оставаться, если ты не хочешь.

– Хорошо. – Она опускает голову. – Тогда я останусь.

Эвелин продолжает хныкать, поэтому я прижимаю ее к груди. Я знаю: она чувствует мое разочарование и гнев. Я делаю глубокий вдох, и постепенно она успокаивается.

– У меня есть еще один вопрос.

– Виктория, если это снова о Синклере…

– Конечно, о нем. Он приходит сюда и заявляет, что знает меня. А потом я узнаю, что ты не хочешь, чтобы он сюда приходил… – Я глубоко вздыхаю и в упор смотрю на нее. – Что ты знаешь такое, чего я не знаю?

– Я знаю, что от этого человека одни неприятности.

– Но…

– Нет, выслушай меня. – Она наклоняется ко мне. В ее глазах застыли отчаяние и страх. – Улучшение, которого ты достигла здесь, в Фэйрфаксе, пойдет прахом, если ты и дальше будешь видеть его. Ты понимаешь меня?

– Кем он был для меня? – шепчу я.

Моя мать в нерешительности.

– Он был спусковым крючком. Был и остается. Остается корнем всех твоих проблем.

– Прошу тебя, перестань говорить загадками и просто скажи мне, – умоляю я.

– Виктория, у меня этого даже в мыслях нет.

Она встает, и я следую за ней, разочарованная тем, что она отказывается мне помочь.

– Я переживу все, что ты скажешь. Это меня не сломает.

Нет, конечно, я немного преувеличиваю, но что мне еще остается?

Мать улыбается и, обойдя стол, протягивает руку. Она касается пальцами моих щек и заправляет прядь волос мне за ухо.

– Виктория, дорогая, оглянись. Ты уже сломлена, а в моем теле нет ни одной клеточки, которая бы хотела увидеть, что ты страдаешь еще больше.

Теперь между нами только молчание.

– Увидимся позже, – наконец говорит она. Поцеловав меня в щеку, она спешит к двери, как будто сам ад наступает ей на пятки.

– Ты поверишь мне насчет Уэса? – кричу я ей вслед.

Она останавливается и поворачивается ко мне.

– Как я могу? Я знаю правду.

Я сглатываю комок. Мне страшно произнести то, что я собираюсь сказать.

– Если ты мне не веришь, то не возвращайся.

От моих слов она вздрагивает, и я тоже.

– Не поверю, что ты это серьезно говоришь.

– Представь себе. Почти все здесь думают, что я лгу. Мне неприятно, что и ты тоже.

Она высоко держит голову и выглядит столь же величественной и строгой, как и тогда, когда я была ребенком. Губы сжаты в тонкую линию. Единственное свидетельство того, что она сердита, это ее пальцы, то, как они вцепились в ремешок сумочки.

– Хорошо, если тебе так этого хочется, что ж, пусть так и будет.

Не добавив ни слова, она разворачивается на каблуках и выходит за дверь.