Не оставляй меня - Эмма Скотт Страница 16

Я рассмеялся и взмахнул руками вверх в ответ на ее внезапную вспышку.

– Воу, полегче. Я что-нибудь найду.

Она прикусила губу.

– Да, но…

– Мы пришли сюда ради тебя. Здесь идеальная еда с похмелья. Часто забегал сюда с друзьями, когда учился в университете Лас-Вегаса. – Я постучал пальцем по уголку ее меню: – Заказывай то, что хочешь. Все в порядке, клянусь.

Она все еще смотрела с сомнением, когда официантка вернулась с нашим кофе, положив оранжевую салфетку с надписью «без кофеина» под мою кружку.

– Ты готова сделать заказ, дорогая?

Кейси закусила губу.

– Заказывай, – сказал я ей. – Если только ты не хочешь, чтобы мы вернулись ко мне и разделили немного постной еды.

– Ну, в таком случае… – Кейси повернулась к официантке и сказала низким голосом:

– Да, очень хорошо, я буду «Кровавую Мэри» и сэндвич со стейком.

Официантка бросила на нее взгляд, и я нахмурился из-за «Кровавой Мэри». Кейси сверкнула глазами, глядя в пространство между нами.

– Это из Флетча! Из кино! Она ткнула в меня пальцем. – Ты, Джона Флетчер, хочешь сказать мне, что не видел величайшего фильма всех времен Чеви Чейза?

– Извини, я пропустил его, – сказал я.

– Это классика, – сказала Кейси. – У меня пунктик насчет фильмов восьмидесятых.

Официантка демонстративно закашляла.

– У меня тоже, милая, но у меня нет ни бутербродов со стейком, ни «Кровавой Мэри».

Кейси заказала чизбургер и картошку фри, а я – салат «Кобб» без бекона и пшеничный тост без масла.

Когда официантка отошла, Кейси покачала головой:

– Без бекона? Единственная хорошая вещь в салате «Кобб» – это бекон.

Я пожал плечами:

– Его нет в списке разрешенных продуктов.

– Это отстой. Что еще ты не можешь есть?

– Красное мясо, шоколад, соль…

Кейси чуть не поперхнулась кофе.

– Воу, воу, воу! Никакого шоколада?

– Я больше скучаю по соли, – сказал я. – И маслу. Ничего жирного, ничего вкусного, – я сухо рассмеялся. – Короче говоря, мне нельзя есть ничего, что так любят другие.

Кейси покачала головой:

– Не представляю, как ты держишься.

– Не то чтобы у меня был выбор. А есть вещи и похуже.

– Я пытаюсь представить себе нечто худшее, чем невозможность есть шоколад, – она замерла, потом поставила кружку с кофе, ее улыбка исчезла. – О боже, это ужасно – говорить такое человеку с больным сердцем. Извини. Я часто так делаю – просто выбалтываю все, что приходит в голову.

– Эй, все в порядке. Еще я больше не могу употреблять наркотики, но это оказалось благословением, теперь я могу скопить какие-то деньги.

Ее смущение заменила улыбка.

– Да, по-моему, ты похож на наркомана.

– Тот еще. К счастью, бывший.

Кейси расслабилась и откинулась на спинку заднего сиденья.

– Значит, ты учился в университете Лас-Вегаса? Там ты изучал промышленное искусство?

– Да, мы с братом изучали там искусство.

– А потом Карнеги-Меллон?

Я отхлебнул кофе.

– Ты задаешь слишком много вопросов.

– У тебя много фотографий и дипломов на стене. Прежде чем я решила охладиться в твоем холодильнике, у меня было немного времени.

Я поставил чашку на стол, чтобы не расплескать кофе.

– Такое не каждый день услышишь.

– Это в моем стиле, – сказала Кейси с печальной улыбкой, как будто это была старая шутка, которую она устала слушать. Но она отбросила ее в сторону.

– Карнеги-Меллон… где это?

– Пенсильвания. Поговорим о погодном шоке. В первую зиму, когда я был там, я хотел впасть в спячку.

– Слабак, – сказала она, делая глоток кофе. – Но от одного нытика перейдем к другому: на восточном побережье погода тоже слишком странная для меня. Я родилась и выросла в Сан-Диего, где, если идет дождь, люди сходят с ума.

Официантка принесла нашу еду. Я никогда не позволял никому есть диетическую еду, если они находились около меня, но запах, исходящий от тарелки Кейси, обволакивал – насыщенный, мясной, жареный. Я посмотрел на свой салат, который ничем не пах, и попробовал немного, в основном ради Кейси.

– Значит, в октябре у тебя открывается выставка? – спросила Кейси, промокнув рот салфеткой. – Очень жаль, что меня не будет рядом, хотелось бы увидеть это. Я буду в туре в течение, наверное, следующего миллиона лет.

– Миллион лет… это долгий тур. Надеюсь, вы любите путешествовать.

Она пожала плечами:

– Эх, все не так хорошо, как кажется.

– Не так?

– Звучит неблагодарно. Большинство музыкантов отдали бы свою правую грудь, чтобы подписать контракт с лейблом и отправиться в тур по нескольким городам, верно?

– Поскольку у меня нет груди, я не могу сказать наверняка, – заметил я с усмешкой, – но по моим профессиональным наблюдениям – как твой водитель могу сказать, что не похоже, что ты хорошо проводишь время.

Она подняла глаза к потолку.

– Что же меня выдало? Разгромленная концертная площадка или то, что я свалилась в обморок и блевала в твоем лимузине?

– Все это.

Она улыбнулась.

– Я скучаю по честной музыке безо всякой театральности, понимаешь? Раньше я любила просто сидеть с гитарой и сочинять песни. Подбирать рифф или искать нужную мелодию, а потом писать тексты.

– Ты изучала музыку в Сан-Диего?

– Нет, я вообще не училась в колледже, – сказала она. – Но… я играла с детства. Моя бабушка подарила мне гитару, когда мне было десять лет. Я любила играть, но больше всего мне нравилось писать песни. Гитара была способом облачить мои слова в мелодию. Вообще это могло быть что угодно – пианино, барабаны… я просто хотела писать и петь.

– Ты еще и поешь?

– Теперь только подпеваю, – сказала она, стараясь не встречаться со мной взглядом, – И я больше не пишу свои собственные песни. Просто – материал для группы.

– Почему же?

Она рассеянно провела пальцем по линии брови. Волосы у нее были светлые, но брови темные. И идеальные.

– Теперь мы одна команда. Я пишу для нас, – говорила Кейси. – Но в каком-то смысле это лучше для меня. Мне нужна группа. – Она взглянула на меня сквозь опущенные ресницы. – Я не очень хорошо справляюсь сама.

Я кивнул, изо всех сил стараясь придумать какое-нибудь конструктивное замечание. Чтобы сосредоточиться на ее словах, а не на деталях ее лица.