Трубадура - Дарья Волкова Страница 16

Нынче в качестве гостя присутствовал мужик, который Степе с первого взгляда и категорически не понравился. Совершено необоснованно, без всяких видимых мотивов, но просто вот именно с первого взгляда и до отвращения. Впрочем, свое впечатление Степа засунул куда подальше, а вместо этого принял приглашение к столу, ибо ужин. Как обычно, отменный. Мясо с кашей, любимый Степкин формат, в этот раз в виде свиной подливы с булгуром, а к ней – овощной салат и сырная тарелка. В общем, рай для обжоры.

Мужик, которого Степа с явным неудовольствием сначала посчитал бывшим учеником Павла Корнеевича, оказался вовсе даже и не профессорским знакомым. А поклонником Елены Падлны. Обмануться, в общем-то, было несложно – подчеркнутая интеллигентность в виде седой кудрявой шевелюры и аккуратной бородки, очки, пиджак в клетку с замшевыми заплатами на локтях – все наводило на мысли об ученом муже. По крайней мере, Степа молодых ученых - а на фоне Дурова гость выглядел очень даже молодым – именно так себе и представлял. А оказался Кирилл Леонтьевич - так звали седобородого - режиссером, ни больше, ни меньше. Членом союза кинематографистов, представьте себе. Между первой и второй порцией Степе снисходительным тоном задали какой-то вопрос, на который либеро ответил, что уже посмотрел все серии «Звездных войн», и на этом его вопросы к кино исчерпываются. После чего интерес к диалогу с ним был мгновенно и демонстративно снова утрачен.

Да и нужды не было в Степкиных репликах. Кирюля-Кастрюля – так его Степа про себя окрестил - разливался соловьем. Про современное российское кино, про ранешнее европейское, про проклятый Голливуд. Павел Корнеевич закинулся было про «Гараж» и «Кин-дза-дза», выслушал пассаж о творческом фиаско Рязанова, о выдохшемся Данелии и принялся грустно пить чай. Елена Падлна смотрела влюбленными глазами, поддакивала и подливала в чашку. А вот Тура… Тура была белой. То есть белее обычного. Без красок вообще, как снег, только белее. На фоне бледного лица глаза казались синими особенно нарисовано. И веснушки выделялись отдельно сильно, и больше их вдруг стало. Зато рта не стало совсем, губы розовели едва-едва.

Он поймал ее взгляд и невольно кивнул. Спрашивая будто: «Что? В чем дело? Что случилось? Отчего ты такая?». Тура резко отвернулась. Спросила у деда, хочет он еще пирога с персиками. Но пирога попросила Кастрюля.

В конце чаепития Степа отчетливо понял: несмотря на то, что режиссер и член пришел в дом как поклонник матери, глаз он положил на дочь. Надо быть слепым, чтобы не заметить взглядов, которые седой бородатый кидал на Ту. И любой нормальный мужик, увидевший сцену со стороны, взгляды эти расшифровал бы однозначно. Так смотрит мужчина, который хочет уложить женщину в постель. Но, похоже, обратил внимание на это намерение только Степа.

Поскольку ужин затянулся, после него профессор сразу отправился спать, Елена Преужасная – провожать своего кавалера, а Степа – помогать Туре. В последнее время она резко отказывалась от его помощи, и Степан знал причину. И даже все собирался извиниться за тот дурацкий эпизод. За два эпизода, если точнее. И за поцелуй, и за… голого. И не то, чтобы виноват. Нет, совсем не виноват, если по совести. Но все равно, если не извиниться – дело с мертвой точки не сдвинется. Кажется, сегодня как раз подходящий день и настал.

- Давай помогу.

- Я сама справлюсь.

- Да я знаю, что справишься, - а еще не хватало горячего завтрака по утрам, очень просто. Однако каш с утра ему тоже больше не предлагали. – Но все равно хочу помочь.

Дернула плечом, но промолчала.

Степка принялся протирать блюдо, на котором еще час назад красовался пирог с персиками. И, вместо извинений, вдруг выдал.

- Он на тебя запал.

- Кто? – Ту не обернулась от раковины, но мыть посуду перестала.

- Козлина эта седая. Как его там. Член который. Леонтьевич.

Степа ждал, что она рассмеется. Хотя бы усмехнется. Хотя бы… Ну в общем, уж никак не ждал того, что прозвучало.

- Думаешь, не стою этого?! – Ту резко развернулась.

- Э-э-э… В смысле… Да не, я не про то…

- Тощая, бледная, страшная, - она даже пальцы загибала. – Давай. Не стесняйся, говори!

- Да он старый козел! – взбунтовался Степа. – Такие вечно на молодых девчонок слюни пускают!

- И единственное мое достоинство – что я еще достаточно молодая… - медленно протянула Тура.

Степа едва не выронил раритетное блюдо, которое, как ему пару недель назад рассказывали, было подарено деду Павла Корнеевича Матильдой какой-то. Судя по тону профессора, Степа был просто обязан знать, кто эта Матильда такая. Степан не знал, хотел потом погуглить, но запамятовал. А теперь чуть Матильдино наследие не разбил – только сверхбыстрая реакция спортсмена выручила.

Так, что именно он сказал не по-русски?

- Ты меня вообще слушаешь?!

- У нас в семье только дед глухой, - Тура медленно протянула руку, а потом резко выхватила у него из пальцев блюдо. – Не лезь не в свое дело, Кузя!

Специально так его назвала. Специально, чтобы разозлить. И он разозлился. Потому что дурная донская кровь.

- Что, нравятся взрослые дядьки?

- А что, нельзя? - глаза ярко-синие сузились до размеров бойниц. И сейчас оттуда бахнет!

- У нас свободная страна, - фыркнул Степан. – Да только вот что имей в виду. Этот Леонтьевич явно к своим сединам ничего не нажил, кроме геморроя, гастрита и импотенции. Это все есть – отвечаю. А денег нет.

- А мне, значит, деньги нужны от него? – вкрадчивостью кобры перед прыжком.

- Ну, ничего другого в его возрасте предложить уже не могут.

- Значит, по этой аналогии… - белые пальцы любовно поглаживали край блюда в попугаях и гроздьях винограда. – У тебя, в твои юные годы, есть что-то иное, чтобы предложить женщине. А вот денег, опять же силу возраста, увы… Не дороговато ли вам у нас, Степан Аркадьевич?

Разговор приобретал все более нелепые и даже абсурдные очертания. Но Степа, ведомый то ли свой упертой бараньей прямолинейностью, то ли известного качества и темперамента донской кровью, выпалил:

- У меня денег нормально! У меня… у меня… – мелькнула и тут же угасла мысль промолчать. - У меня банковский счет в евро, и там, знаешь, нормально! И деньги все вложены, и работают. И…

- Что же ты тут делаешь тогда, такой весь из себя состоятельный и в евро?

Ее интонации были откровенно глумливыми. И объяснять про собственные умозаключения на тему переменчивости спортивной фортуны, травм, вероятности прекращения карьеры в любой момент, о троюродном брате – биржевом маклере из Афин, который очень правильные советы дал в свое время – собственно, и не стоило. И в кои-то веки Степе удалось взять и кровь, и темперамент под уздцы. И ответил спокойно.

- Ты же внучка профессора, Тура. Хотя бы иногда пользуйся мозгами. Не может быть, чтобы тебе совсем ничего не досталось от дедовых.