Навеки вместе - Гвендолин Кэссиди Страница 16

Тут дверь отворилась, и на пороге возникла маленькая тощая фигурка, облаченная в забрызганные грязью джинсы и голубую рубашку с лопнувшим по шву рукавом. За ней маячила девочка лет пятнадцати со страдальческим выражением на лице.

– Снова дерется, – вздохнула она. – Пришлось оттаскивать ее от этого дурака Чарли. Можете быть уверены, теперь-то он захлопнет свой огромный рот!

– Это я его захлопнула, – деловым тоном сообщила ее подопечная. – Я расквасила ему губу!

– И это тоже, – подтвердила старшая девочка. – Довела его до слез.

– Он плакса! – раздался презрительный комментарий. – Большой жирный плакса.

– Достаточно, достаточно! – поспешно проговорила миссис Хэйвуд. – Все в порядке, Бетти, дальше я справлюсь сама.

Уэнди осталась стоять на месте – исполненная независимости поза, темные, коротко подстриженные волосы, прекрасно очерченное лицо, испачканное грязью предположительно из того же источника, откуда взялись брызги на джинсах.

Глаза того же цвета, что у Пола, холодно обвели сидящую группу и задержались на мужчине.

– Вы и есть мой дядя?

Губы Пола дрогнули, он кивнул.

– Я и есть. Ты очень похожа на свою мать в этом возрасте… грязь и все такое.

Его замечание вызвало едва заметную искру интереса.

– Я не помню маму.

– Нет, конечно, ты и не могла бы, – сказал он. – Но поверь мне на слово.

Она вечно попадала в истории. Хотя не могу припомнить, – добавил Пол, чтобы она колотила мальчишек!

На лице Уэнди промелькнула усмешка.

– Держу пари, что она могла бы это сделать!

– При достаточно веских основаниях – вполне вероятно. – Пол указал на Робин. – Познакомься со своей тетей.

Снова замкнувшись, Уэнди перевела на нее непроницаемый взгляд.

– Привет.

Робин подавила желание вскочить и подойти к девочке. Пол остался сидеть возможно, чтобы не подавлять ростом крошечное создание. Она последовала его примеру и лишь тепло улыбнулась:

– Привет, Уэнди.

Поднялась только миссис Хэйвуд.

– Оставляю вас втроем, чтобы вы получше познакомились, – сказала она. Проходи, Уэнди. Они уже тебя видели, поэтому нет особого смысла идти отмываться. Просто постарайся не испачкать покрывала на диванах. Их стирали только на прошлой неделе. – Для Пола она добавила:

– Вы можете располагать каким угодно временем. Я попрошу кого-нибудь принести сюда чай.

– С булочками или пирожными? – спросила Уэнди, обнаруживая новый проблеск интереса.

– С пирожными, – сухо ответила ее благодетельница.

Еще несколько мгновений после того, как дверь за миссис Хэйвуд закрылась, в комнате висело молчание. Уэнди сделала несколько шагов по направлению к Полу и Робин, затем остановилась, словно приросла к полу. По ее лицу ничего нельзя было прочесть. Не так уж она безразлична, как пытается это показать, подумала Робин, заметив крепко сжатые кулачки на вытянутых вдоль тела руках.

На этот раз Робин взяла инициативу на себя, со страдальческой гримасой расстегнув ворот белого хлопчатобумажного платья.

– Не знаю, как остальным, а мне жарко! Мы можем открыть здесь окно?

Уэнди пожала плечами.

– Наверное. Здесь нет ни одного кондиционера.

– Вряд ли фонд может себе их позволить. – Пол поднялся и, подойдя к ближайшему окну и открыв обе створки, впустил в комнату поток чуть более свежего воздуха. – Все равно славное местечко.

– Ничего, – без особого энтузиазма согласилась Уэнди. – Здесь много всяких правил.

– При таком количестве живущих здесь детей, думаю, без них не обойтись, беззаботно сказала Робин. – В любом случае ты здесь долго не пробудешь. Ты вернешься с нами в Штаты.

Маленькие кулачки были по-прежнему напряженно сжаты.

– Да?

– А тебе хотелось бы отправиться куда-нибудь еще? – Прислонившись к подоконнику и засунув руки в карманы. Пол и выглядел, и говорил непринужденно. – Ты член семьи, а родственники должны держаться друг друга.

Несколько мгновений девочка переваривала сказанное, очевидно не до конца убежденная.

– Папа так не думал, – наконец заключила она. – Он говорил, что я обуза.

Как можно так обращаться с ребенком! – возмутилась Робин. Может, и не принято плохо думать о мертвых, но, судя по тому, что она успела услышать, этот Артур был напрочь лишен положительных качеств.

– Для нас ты не обуза, – сказала она прежде, чем успел ответить Пол. – Мы ждем не дождемся, когда сможем увезти тебя домой. – Ее голос был полон энтузиазма. – Тебе понравится наш дом, Уэнди. Там огромный парк и пруд с утками. А еще фруктовый сад. Поначалу будет намного холоднее, чем здесь, но потом наступят весна и погода улучшится. – Говоря это, Робин скрестила пальцы. – У тебя будет своя комната, много игрушек, и…

– Я уже слишком взрослая для игрушек, – пренебрежительно оборвала ее Уэнди.

– Ну, тогда много всего другого, – сказала Робин, не желая сдаваться. – А неподалеку есть очень хорошая школа. Ты…

– Чарли говорит, что меня отдадут в интернат. – Если до сего момента и можно было назвать Уэнди заинтересованной, то теперь она снова замкнулась. Он сказал, что всех американских детей отдают в интернаты.

– А сколько лет твоему Чарли?

Уэнди опять пожала плечами.

– Не знаю. Наверное, около двенадцати.

Пол подавил смешок, превратив его в покашливание.

– Маловат для своего возраста, насколько я понимаю?

– Нет, он большой и толстый. – На этот раз в голосе девочки отчетливо слышалось раздражение. – Я ведь уже говорила вам!

– Я думал, ты в переносном смысле. – Пол покачал головой, заметив, как нахмурились тонкие брови, и опередил вопрос, готовый уже прозвучать. – Как бы то ни было, он ошибается. Не все американские дети учатся в интернатах.

Я, например, не учился. И Робин тоже. И ты не будешь. Даю слово.

Которое ты не вправе давать, принимая во внимание обстоятельства, подумала Робин, мысленно обращаясь к Полу. Если бы она навсегда осталась с ними, тогда другое дело. Работая над рукописью, Робин привыкла ограничивать себя общепринятым рабочим днем, и такой график легко было согласовать со школьными часами. Но если уж Пол начинал писать, это невозможно было остановить.

Это не моя забота, напомнила себе Робин и поняла, что покривила душой.

Маленькая заброшенная Уэнди уже поселилась в ее сердце. Ее собственное детство было идиллией, родители – лучшими в мире. Как можно лишать ребенка единственной возможности стать членом настоящей семьи?