Вдох-выдох - Мария Акулова Страница 15

– Читай.

«Константин Титов, президент строительной компании «Апартмент групп», известный благодаря своей активной общественной деятельности, частый гость проводящихся в городе благотворительных акций, меценат фонда помощи неблагополучным семьям, участник общественной инициативы обеспечения нуждающихся жильем …»

Яр перескочил взглядом перечисление всех регалий, прекрасно понимая, зачем Титову нужна вся эта благотворительность – простой набор очков в глазах окружающих, он сам вел себя так же: участвовал, спонсировал, привлекал.

«Несомненно, сейчас у нас в приоритете получение государственного заказа на застройку нового микрорайона. Серьезный проект, трудоемкий и длительный, но, учитывая наш опыт, два десятилетия стабильной работы на рынке, идеальную репутацию наших домов, кому как не нам стоит поручить это?»

Похоже, дедуля совсем свихнулся. Яр перевел взгляд на дату вверху страницы – вчера. Вчера Титов дал интервью, в котором ни слова не сказано о возможности отказа от тендера.

«Это должны понимать все. «Апартмент» исполняет взятые на себя обязательства. Ничто и никто не может заставить нас оставить проект недостроенным. Вы не найдете в городе ни одного дома, лишенного окон, крыши, без проведенного водоснабжения, сооруженного «Апартментом». Так было всегда, так будет и дальше. Ничто и никто не заставит нас свернуть с дороги качественного и своевременного исполнения своих обязанностей».

Тонко, Титов, тонко. Никто и ничто, «даже вы, Самарский Ярослав Анатольевич», будто читалось между строк. Но только он не рассчитал, что то же самое Яр мог сказать и о себе – никто и ничто не заставит отказаться от своих планов его.

– Он сам заставляет делать меня то, что я не хотел.

– Перестань нянчиться с Титовой, Яр, ты что, не видишь, он насмехается над нами?

– Посмеемся вместе, – Самарский дал отбой, со злостью захлопнул крышку ноутбука. Чертов Титов… Он сам заставляет его становиться тем, кем бы очень не хотелось, пытается взять на слабо, старый идиот.

* * *

Ненавистные уже три щелчка, и Саша даже не оборачивается, чтобы в очередной раз встретить взглядом Артема или изредка кого-то другого, заменяющего мужчину на этом почетном посту. Достало. Это тупое, нелогичное, идиотское заточение ее достало.

– Что за черт? – звук бьющегося стекла, скребущего по полу метала.

Сегодня Саша решила объявить голодовку. С одним единственным условием: отпустить ее. И пусть сама она никогда не понимала, в чем смысл подобных методов шантажа, другого способа проявить протест не имелось. Принесенный на завтрак поднос она заботливо опустила под дверь, надеясь, что ее тонкий намек на то, что есть она не станет, будет понятен тому, кто придет его забирать. Но на то, что его сшибет резко открывший дверь Самарский, Саша как-то не рассчитывала.

Когда девушка обернулась, Яр рассматривал кашу, образовавшуюся из осколков, сока и салата, частично вылетевшего из тарелки.

– Что за представление? – бросив еще один яростный взгляд на пол, мужчина перешагнул поднос, громко хлопнув дверью за спиной.

– Голодовка, – пытаясь приободрить саму себя, Саша уперла руки в боки. Если честно, это не сильно помогло, уверенности пока хватило всего на одно слово.

– Чудесно, – Самарский стремительно подошел, снова скалой нависнув над жертвой. – Скажешь об этом папочке. Сейчас. Как можно красочней. Поняла?

Он тоже говорил отрывисто, вкрадчиво, но, кажется, никак не от страха, скорей пытался сдержать гнев.

– Нет, – ну вот, оказывается, хватило смелости на целых два слова.

– Дура… – сначала Яр просто сверлил ее взглядом, не то пытаясь окончательно испугать, не то решая, что делать дальше, а потом подхватил, развернулся к креслу, швырнул в него, не заботясь особо о том, доставляет ли неудобства. От неожиданности Саша даже не успела воспротивиться. – Слушай сюда, если думаешь, что включишь стерву, и я начну прыгать вокруг драгоценной Сашеньки на пальцах, ошибаешься. Мне посрать на твои голодовки и отказы. Не хочешь по-хорошему, пришло время учиться по-плохому.

Так же неожиданно как приблизился, Яр отстранился, вернулся к двери, поднял отлетевший в сторону немного раньше осколок стакана, и уже через мгновение снова нависал коршуном над девушкой.

– Ну что, Саша, звоним папе, или сначала мне придется подпортить тебе лицо? – он раскрыл перед ее глазами кулак, демонстрируя острое орудие возможных пыток.

– Ты не посмеешь! – Саша говорила и сама не сильно себе верила. Посмеет, еще как посмеет. Даже в глаза ему страшно смотреть, потому что в них-то явно читается отсутствие любых тормозов.

– Много текста, или ты хочешь проверить, пойдут ли тебе шрамы? – перехватив осколок, он провел по щеке застывшей девушки. Не шутит, страх сковал моментально, и понимание тоже пришло – она одна в доме, полном неизвестных ей людей, во власти этого конкретного человека, никто ему не указ, и она в том числе, ни силой, ни уговорами она ничего не добьется. Сашу начала бить дрожь. – Ну, что молчишь?

– Я закричу…

– Кричи, как думаешь, кто прибежит тебя спасать? – Яр пугающе улыбнулся, холод пробрал до костей. Правильный ответ – никто.

– Не надо… – продолжая чувствовать, как кончик стекла упирается в кожу, Саша боялась сделать малейшее движение.

– Отчего же? – осознав, что упрямство почти окончательно преодолено, Самарский решил закрепить «успех». – Если ты так настаиваешь, я ведь могу начать не с лица, – продолжая держать осколок одной рукой, другой он взялся за подол глупого сарафана, неизвестно откуда у нее взявшегося. В первый раз он видел ее не в нем.

Хотелось крикнуть, толкнуть, но у Саши получилось издать лишь невнятный писк.

– Говорят, на бедре самая чувствительная кожа, знала? – укол, и со щеки, осколок стремительно перемещается вниз, теперь уже заставляя пульсировать под натиском точку на ноге. – Я даже слышал, что есть люди, которые оставляют себе порезы именно тут, чтобы ощутить боль. И шрамы потом не видны. Ты тоже любишь боль? Или просто дура? Ну что, готова? – неотрывно смотря в до смерти перепуганные глаза, Яр надавил чуть сильнее, на молочной коже бедра выступила капелька крови.

– Нет, – почувствовав еще один укол, Саша непроизвольно дернулась.

Ничего больше не говоря, Самарский достал телефон, набрал номер, включил громкую связь, опять гудки, опять раздраженный голос Константина Львовича.

– Я не люблю, когда со мной шутят, Константин Львович… – с каждым словом Самарский злился все больше, сжимая злосчастный осколок.

– Понравилась статья? Да, сученок? – где-то в Киеве собеседник рассмеялся.

– Очень, нам с Сашей очень понравилась, некоторые самые лучшие ваши изречения, я даже вырезал ей на спине, она сама попросила, правда Саша? – снова натиск осколка усилился, подтверждая, что так оно и будет, вдобавок к этому еще и жесткий взгляд не давал сомневаться.