Ты — любовь - Оливия Уэдсли Страница 15

Селия откинулась на подушки. Хайс пошел навстречу Пенси, и сказал своим обычным любезно равнодушным тоном:

— Как это мило с вашей стороны, Пенси, что вы зашли за мной.

И Пенси, так же, как всегда, спокойно, в тон ему ответила:

— Автомобиль был свободен, и я решила им воспользоваться.

Хайс бегло взглянул на Селию, бросил «Спокойной ночи» и вышел вслед за Пенси, которая спускалась по широкой лестнице. Он видел ее высокую стройную фигуру, ее золотистую головку, с коротко, по-мальчишески, остриженными волосами. Внизу она остановилась и обернулась к нему; ее глаза были почти на уровне его губ.

— Поцелуйте меня, — шепнула она.

Хайс поцеловал ее.

В этот день в Беркли был вечер «гала»; зеленые и серебряные колонны огромного зала были увиты цветами. Некоторые окна, выходящие на Пикадилли, были раскрыты настежь, обаяние и смех летней ночи снаружи сливались с весельем, царившим внутри.

Танцорам раздавали воздушные шары, игрушки и шутовские колпаки с большими помпонами из цветной бумаги. Несколько шаров, выпущенных небрежной рукой, плавно качались под потолком, как огромные алые, оранжевые и лиловые плоды.

Пенси, с прелестным серебряным шаром у кисти, танцевала все время с Хайсом. Оба танцевали прекрасно и скоро привлекли всеобщее внимание; публика остановилась, чтобы лучше разглядеть их. Слух об их помолвке уже успел распространиться, и на вопросы друзей и знакомых Пенси утвердительно кивала головой и улыбалась. Она вся сияла и была привлекательней, чем когда-либо.

Ни она, ни Хайс не упомянули о Селии. Вначале Пенси охватила жгучая, болезненная ревность, но врожденная избалованность скоро вернула ей уверенность в себе. Всю жизнь Пенси принимала любовь и поклонение как должное; для нее это было так же естественно, как дышать. На один момент ее железная уверенность в своей неотразимости была поколеблена внезапно нахлынувшим потоком ревности, до того времени совершенно ей незнакомой. Раньше это чувство часто служило ей поводом к насмешкам.

Во время очень короткой поездки в автомобиле, рука об руку с Хайсом, вопрос о Селии все время вертелся у нее на языке: «Спросить его? Потребовать объяснения?»

Но что-то неуловимое в повороте головы и в сжатых губах Хайса не то чтобы испугало ее, но просто удержало от каких бы то ни было вопросов.

Она промолчала. И сейчас была этому рада, потому что, танцуя с Хайсом, опьяненная его близостью, ярким светом, музыкой и мечтами о будущем счастье, она ни о чем другом не хотела думать.

Тем не менее, ее сдержанность боролась в ее душе с желанием выяснить все.

«Все это пустяки, флирт с девушкой не нашего круга для мужчины ничего не значит, они ведь не любят их по-настоящему; просто эти девушки — милые и служат для них только развлечением, вот и все», — убеждала она себя.

Но все же, сжимая руку Хайса и кружась с ним в быстром темпе танца, она старалась вызвать в памяти лицо Селии… Конечно, хорошенькая; но в ней нет ничего особенного, ничего такого, что могло бы свести с ума… Может быть, Дикки не солгал тогда насчет ее имени и в действительности поверил тому, что ему сказали… Но дверь была открыта, и они вместе пили чай и… От Бара ничего нельзя было добиться, а Робин так внезапно уехал из Англии. Может быть, эта девушка, Лоринг, Лорри — или как там ее зовут, — может быть, она, действительно, была другом Роберта — кто знает? Его внезапный отъезд из Англии, по-видимому, связан с ней. Это вполне возможно, и Дикки теперь заботится о ней ради Робина. Он ведь обожает брата и готов на все ради него.

Музыка смолкла. Хайс проводил Пенси к столику, за которым сидели Бар и Анна. Глаза Бара были печальными, но он все же поздравил их, осушив залпом стакан шампанского.

Анна была искренне рада за них, и ее глаза сияли счастьем, когда она поглядывала на Пенси или на Хайса.

Однако имя Селии упомянула именно она, держа в своих тонких, белых пальцах длинный ониксовый мундштук и играя им, она наклонилась к Хайсу:

— Кстати, скажите, Дикки, эта девушка, которая находится у вас в доме, родственница того ужасного человека, который недавно застрелился? Говорят, в его притоне разорился сын бедной Онор Мередит и, вообще, Бог знает, сколько ему подобных.

Этот вопрос был вызван простым любопытством. Анна не имела ни малейшего понятия, что затронула щекотливую тему, и когда Хайс сердито ответил:

— Я не много знаю о мисс Лоринг, — смеясь, прибавила:

— Дикки, милый, у вас определенно виноватый вид! Расскажите-ка мне, в чем дело. Вы тоже играли у Лоринга? И там встретились с ней в первый раз?

— Анна, дорогая, — сказал Хайс, улыбаясь одними губами, со злым блеском в глазах, — я бы с удовольствием удовлетворил ваше любопытство, но, к сожалению, в вопросе о родственниках этого человека и его смерти я так же мало осведомлен, как и вы. Пойдем еще танцевать, Пенси, или вы устали?

Когда они удалились, Анна слегка присвистнула и, удивленно приподняв брови, взглянула на Бара. Бар тотчас же отвел глаза в сторону.

— Бар, вы-то мне скажете, в чем дело? Ради Бога скажите, что я такое преступное сказала или сделала? Я ведь ничего не знаю об этой девушке, и спросила о ней просто из любопытства. Мне почему-то вспомнилось ее имя, и я сказала то, что подумала. Разве здесь есть какая-то тайна?

— Я не знаю никакой тайны, — неуверенно пробормотал Бар, — а почему бы ей быть?

— Какая же я дура! — воскликнула Анна, — ведь даже если и есть что-нибудь, один мужчина никогда не выдаст другого.

К Пенси вернулись все прежние сомнения. Почему Дикки так вспылил? Мужчины не загораются так, если они равнодушны. Спросить его об этой девушке или не стоит?