Суета сует - Наталия Рощина Страница 15

Ирина Хмелевская всегда выступала в роли палочки-выручалочки или «скорой помощи» для своей лучшей подруги. Так повелось с самого начала: Мила — ведущая, Ира — ведомая. Кажется, это устраивало обеих. Многолетняя дружба еще со школьных лет обросла огромным количеством откровений, признаний, где в роли слушателя в основном выступала Ирина. Она с готовностью принимала свою всегда озабоченную собственной значимостью подругу, прощала ей откровенный эгоизм и надменность. Мила умела располагать к себе настолько, что даже явная грубость с ее стороны не казалась таковой. Все списывалось на утонченность натуры, на расшатанные нервы и в двадцать, и в тридцать, и после сорока. Ирина закрывала глаза на явные недостатки Милы, ее откровенный эгоизм и желание выбиться в люди во что бы то ни стало. С возрастом общение сократилось из-за занятости подруги. Встречи теперь происходили в основном по инициативе Милы, а Ирина воспринимала это как должное. Происходило это примерно так. Неожиданно раздавался телефонный звонок:

— Ириша, привет, золото! Я примчусь, ты меня расцелуешь? — и это после того, как Смыслова, бывало, больше месяца не давала о себе знать.

— Мчись, дорогуша! — Хмелевская была рада тому, что подруга, наконец, объявилась. Это означало, что у нее накопилось или много хорошего, или возникли проблемы, о которых она может рассказать только ей.

Иногда Мила являлась без звонка. Только за маленьким столом на кухне подруги, при свете оранжевого абажура она позволяла себе расслабиться, перестать быть энергичной, не знающей усталости. Она могла смыть макияж, собрать тщательно уложенные волосы в обычный пучок и с удовольствием отхлебывать горячий чай, забыв о манерах. Такая она нравилась Ирине больше всего. А с экрана телевизора на Хмелевскую смотрела совершенно незнакомая, чужая женщина. Она была так далека, что посиделки с ней на кухне под оранжевым абажуром казались чем-то из области фантастики. Ирина вслушивалась в каждое ее слово, изучала манеру вести разговор с собеседником, внимательно рассматривала безукоризненный макияж, супермодный наряд светской дамы. Это была другая Мила. Образ, который она создавала на экране, заставлял восхищаться, вызывал желание подражать. Но Ирине она больше нравилась простой, доступной, с которой можно болтать обо всем и ни о чем. В эти моменты Хмелевская прощала ей все, абсолютно все: долгие дни без единого звонка, резкость в разговоре, откровенный эгоизм в суждениях. Какая разница, черт побери, какой у нее характер, если Мила возвращается к ней, нуждается в ней! Ирина снова и снова позволяла любимой подруге почувствовать себя в ее доме свободной и раскрепощенной.

Роль доверенного лица льстила Ирине. Зная, что Мила не расширяет круг своих друзей и знакомых, она была счастлива время от времени чувствовать, что лучшая подруга нуждается в ней. Именно Хмелевская первой узнавала о судьбоносных событиях в жизни Милы: замужество, беременность, работа в журнале, переход на телевидение, предполагаемый развод с Максимом… Ирина спокойно и рассудительно воспринимала сногсшибательную информацию. Она соглашалась со всем, что собиралась сделать со своей жизнью Мила. Спорить, советовать ей было бесполезно. Это Ирина усвоила четко. Единственный момент, когда она напрочь отказывалась понимать Милу, — желание той расстаться с мужем. По мнению Ирины, этого никак нельзя было делать! Даже зная, что Мила не любит возражений, никогда не прислушивается к советам, она не скрывала своего отношения к планам подруги. Ирина не понимала, как можно добровольно желать оттолкнуть от себя такого мужчину, как Смыслов! Ей надоело награждать Максима самыми лестными комплиментами, пытаясь вразумить подругу. Она делала это искренне, от души, но при этом одна мысль не давала ей покоя: Хмелевская заметила, что с некоторых пор ее общение с Максимом — это большее, чем дружба с мужем лучшей подруги. Ее влекло к нему… Сомнений быть не могло: Макс — муж ее лучшей подруги — незаметно стал для Ирины идеалом, до которого было так далеко всем ее избранникам. Хмелевская приняла свои чувства без паники, наивно полагая, что они никак не повлияют на ее дружбу с Милой. Тем более что чувства были односторонними, ведь Макс не замечал других женщин. Они для него не существовали. Мила словно околдовала его, сделав так, что ему больше никто не был нужен. Несмотря на свое откровенно эгоистичное отношение к мужу, она сумела сделать так, что он не представлял другой жизни, других отношений и довольствовался теми редкими знаками внимания, которые Мила оказывала ему. Ирина всегда удивлялась тому, как такой брак продержался почти четверть века. Сколько семей подруг было у нее в качестве примера, и ни один из них не вызывал у Хмелевской зависти. Когда-то любящие друг друга люди со временем едва переносили друг друга, влача существование безрадостное, наполненное скандалами, недомолвками, супружескими изменами. Нет, ей это дерьмо ни к чему. Чувства куда-то уходят, словно вода сквозь плотно сжатые пальцы, просачиваются и исчезают. Стоит ли тратить на это силы, нервы, годы… Словно из чувства противоречия, Ирина упорно не желала создавать семью. До двадцати пяти считала, что еще рано, а после — решила, что это ей вовсе не нужно. Она не была ханжой, но никого не допускала к себе настолько близко, чтобы потом страдать. Любовь, страдания, измены — вот четкая связь понятий, твердо усвоенная Ириной из жизненного опыта. Она умудрялась легко относиться ко всем своим любовникам, зная, что ни один из них не стоит ни одной ее слезинки.

— Эти мужчины созданы для того, чтобы укорачивать нам жизнь, — подтверждая свои слова многозначительно поднятым вверх указательным пальцем, говорила Ирина. Обычно она тут же придавала своему лицу огорченное выражение и прибавляла: — Есть лишь один представитель этого недостойного племени, который вызывает у меня восхищение.

— О, я знаю, знаю! — смеясь, перебивала ее Мила.

— Нет, не знаешь! — Хмелевская меняла тон. — Максим Сергеевич Смыслов.

— Открыла Америку!

— К черту Америку. Ты не понимаешь, какой мужичина с тобой рядом! — Чем чаще Ирина говорила об этом, тем больше понимала, что в ее словах кроме искреннего признания достоинств Максима есть еще основательная доля едва скрываемой зависти к счастью подруги.

К тому времени Мила уже работала в редакции журнала, строила честолюбивые планы, Максим растил Кирилла, умудряясь не вылететь с работы. А Ирина, окончившая курсы косметологов, постепенно расширяла круг своих клиентов, зарабатывая хорошие деньги, обрастая нужными связями — необходимыми атрибутами современной жизни. Выкупив небольшую парикмахерскую, она вскоре создала приобретающий все большую известность косметический салон. Вскоре и Мила стала одной из ее постоянных клиенток. Поначалу она делала это для того, чтобы иметь возможность лишний раз поболтать с подругой. Со временем это вошло в привычку, да и годы брали свое, а Мила хотела и в сорок пять выглядеть молодо.

Время шло. Смыслова делала стремительную карьеру на телевидении, а Ирина стала владелицей уже процветающего салона, в котором работала сама и нанимала штат косметологов, массажистов. Пожалуй, у обеих не было проблем с тем, как и где зарабатывать на жизнь. Только и к Ирине, и к Миле, она порой поворачивалась не самой лучшей стороной, напоминая, что не все можно купить за деньги. Может быть, это была месть за то, что в сумасшедшем ритме городской жизни, желая не упасть в грязь лицом и доказать всему миру, что ты что-то да значишь, обе упустили нечто очень важное. Так, Мила не могла найти общего языка с сыном, что с годами все-таки стало беспокоить ее, а Ирина тяготилась одиночеством, расплачиваясь за свою свободу, независимость. Обе старались наверстать упущенное, но было слишком поздно. Не все ошибки можно исправить. Ни дорогие подарки, ни попытки Милы завязать отношения с невесткой не привели ни к чему: Кирилл оставался далек от нее, впуская в свой мир только отца. А Ирина все чаще с завистью смотрела вслед подруге. Все чаще Хмелевская мечтала о том времени, когда, наконец, лопнет терпение Максима, Уж она не упустит этот момент, потому что благодаря откровениям Милы она всегда была в курсе всего, что происходит в этой семье. Нужно подождать, она готова. Годы летят, оставляя за собой пустоту и затянувшееся ожидание, но цель стоила того. Пока же Хмелевской оставалось погружаться с головой в работу, по привычке заводить новые интрижки и наблюдать за тем, как купается в лучах славы, окруженная заботой и любовью мужа, ее уже почти ненавистная подруга. То, что отношение к Миле приобрело совершенно иной характер, было для Ирины логичным продолжением ее фантазий о Максиме. Все было естественно. Она не видела своей вины в том, что испытывает нежное чувство к чужому мужчине. Да он на самом деле свободен, свободен, как никто другой! Потому что никому нет дела до того, как он проводит свое время. Другой вопрос, что сомневаться в искренности его чувств к Миле не приходилось. Глаза его всегда смотрели на нее с любовью и восхищением. Даже когда они ссорились, а Хмелевская была тому невольной свидетельницей, она видела, как тяжело Максиму переживать эти минуты непонимания. Смыслов не имел привычки долго таить обиду и старался сделать так, чтобы поскорее воцарился мир. Пусть призрачный, шаткий, но мир, в котором есть место для его любви.