Непокорная тигрица - Джейд Ли Страница 15

В следующее мгновение палач сделал такое, что ей и в голову не могло прийти. Он громко рассмеялся, а потом, едва отдышавшись, снова захохотал.

— Хорошо, что ты не палач, Цзин-Ли. Иначе ты бы просто умер от голода, — сказал он и снова залился веселым безудержным смехом.

С трудом подняв отяжелевшую голову от края ванны, слуга наконец посмотрел на своего господина. Его мокрое лицо было перекошено от злобы, а шея счесана до крови. В общем, Цзин-Ли выглядел не лучшим образом. Анна не знала, что у него такие большие руки, пока не увидела его кулаки. Неужели он осмелится ударить своего господина? Когда слуга решительным движением убрал прилипшую к лицу косичку, она с ужасом подумала, что так оно и будет. Разозлившись, этот человек полностью терял над собой контроль. Он превращался в бешеного быка, который мог сокрушить все, что попадалось ему на пути.

Но палач продолжал смеяться, не обращая внимания на угрожавшую ему опасность. Анна быстро осмотрелась по сторонам, пытаясь найти нож. Она увидела, что он лежит под одной из подушек, и незаметно пододвинула его к себе. Так, на всякий случай. Возможно, он ей еще понадобится.

Конечно же, ее движение не укрылось от палача.

— Видишь, Цзин-Ли, — сказал он по-китайски, указав на нее рукой. — Она теперь вооружена. Мы с тобой просто глупые мальчишки, ведь нас смогла победить белая монахиня!

Слуга посмотрел на нее, прищурив глаза. С него уже не стекала вода, однако лицо было мрачным и злым. Анна сжала рукой нож и медленно вытянула его перед собой. Она понимала, что вряд ли сможет спасти себе жизнь, но надеялась, что сумеет ранить кого-нибудь из них. Во всяком случае, пока не прибегут на помощь другие слуги.

Она заняла удобную позицию и приготовилась к сражению. Глядя на нее, палач перестал смеяться и замолчал. Эта гнетущая тишина окончательно вывела из себя Цзин-Ли, побледневшего как полотно. Он выжидающе посмотрел на своего господина. У него дрожали губы не то от злости, не то от волнения. И тут тишину нарушил мандарин.

Он слегка наклонился вперед и заговорщически прошептал:

— Что бы сказала твоя тетка, если бы она увидела нас сейчас?

Слуга покачал головой.

— Она бы ничего не сказала. Нас бы просто выпороли и уложили в постель.

— Но что бы она поведала своим дамам?

Цзин-Ли улыбнулся.

— Рассказала бы им все до мельчайших подробностей.

— И конечно же, преувеличила бы.

— Сказала бы, что я чуть не утонул…

— И что я упал прямо на тебя, придавив своим телом, так что ты оказался под водой…

— А монахиня стала бы старой слепой женщиной, которая и нож-то не может удержать в своих немощных руках.

Они оба снова залились веселым смехом, а Анна незаметным движение спрятала нож в складках своей юбки. Тем временем слуга поднялся на ноги и помог подняться своему господину.

— Ты получил по заслугам, — сказал ему палач. — Я запрещаю тебе убивать ее.

Слуга недовольно поморщился, глядя на своего хозяина.

— Ты не должен оставлять ее в живых. Она привлекает слишком много внимания.

— Мы можем спрятать ее в паланкине. Никто не увидит ее лица.

Слуга от досады развел руками.

— Ты, наверное, совсем лишился рассудка? Белая женщина будет для нас обузой! — воскликнул он, шагнув вперед и громко топнув ногой. — Похоть затуманила твой ум! Женщины хань, белые женщины, красавицы с большими грудями и с маленькими ступнями — любые. Все они будут твоими, но только после того, как мы приедем в Шанхай!

Он закончил свою тираду и глубоко вздохнул. Мужчины стояли друг против друга. Палач был немного выше, зато его слуга и друг имел более крепкое сложение. Или, по крайней мере, так казалось со стороны. Но чем больше кричал и волновался слуга, тем хладнокровнее казался мандарин. Его лицо оставалось невозмутимым. Он не шевелился, а стоял спокойно и даже несколько расслабленно. Однако когда он заговорил, сразу стало понятно, на чьей стороне сила.

— Ты, наверное, забыл, что назвался моим слугой. Поэтому попридержи язык.

Они разговаривали на мандаринском диалекте, на той его разновидности, на которой общались при императорском дворе. Они, очевидно, думали, что Анна ничего не понимает, а она старалась этого не показывать. Она знала, что китайцы, как и англичане, часто держат у себя слуг целыми семьями. Дети при этом очень часто воспитываются вместе, и поэтому между ними складываются дружеские, даже весьма фамильярные отношения. В том числе между слугой и господином. Но мандарин произнес слово «назвался». Друг, который назвался его слугой. По всей видимости, здесь что-то нечисто.

Тем временем слуга недовольно поморщился. Говорил он теперь более спокойно и даже почтительно, но его лицо продолжало пылать праведным гневом.

— Слишком опасно оставлять ее в живых.

— Она — моя жена, и ты не посмеешь к ней прикоснуться до тех пор, пока я не прикажу тебе.

— У тебя есть другие жены, — проворчал слуга.

Анна изо всех сил пыталась сохранять спокойствие. Конечно же, она — младшая жена. Третья, четвертая, а может быть, сто четвертая. Какое, однако, это имеет значение? И все-таки, несмотря на то что палач рассказал о своих бывших женах, отрекшись от них одним легким движением руки, она расстроилась.

— Две моих жены умерли, а третья сбежала, — сказал он, нахмурившись. — Где она сейчас?

— Сопровождает мою мать в поездке в Кантон. Она все еще ругает на чем свет стоит твои яички и клянется, что отрежет их, если ты снова приедешь за ней.

Мандарин пожал плечами и ухмыльнулся.

— Слава богу, такого никогда не случится, — сказал он и посмотрел на Анну. — Значит, у меня достаточное количество жен, и сейчас я могу наслаждаться теми женщинами, которых я хочу, — упрямо произнес он. А затем, обратившись к ней, заговорил непринужденно и даже весело: — Ты осознаешь это, жена? Твоя жизнь целиком и полностью зависит от меня.

Анна не ответила, делая вид, что не поняла, о чем идет речь. Конечно, у нее не возникало никаких сомнений относительно того, что ей вряд ли удастся одурачить мандарина, однако его друг, пожав плечами, продолжал гнуть свою линию.

— Зачем ты играешь со смертью? Она — женщина из племени белых людей. От них всегда одни только неприятности.

— Ты сейчас повторяешь слова своей тетки, а твой ум молчит. Как ты сможешь жить среди белых в Шанхае, если ты о них такого мнения?

Цзин-Ли нарочито тяжело вздохнул.

— Боюсь, что многие из них — больные люди. Я тоже, скорее всего, умру через год, — сказал он и бросил на Анну мрачный взгляд. — И тебя ожидает такая же участь, если ты не перестанешь потакать своим плотским желаниям, связываясь с кем попало, — добавил Цзин-Ли и наклонился вперед, как бы давая понять палачу, что он должен прислушаться к его словам. — Мы не можем взять ее с собой в Цзянсу. Это слишком маленький городок. Нам не удастся ее спрятать.