Парижский поцелуй - Барбара Картленд Страница 15

Подбежав к краю тротуара, Шина нагнулась и увидела бумажник из бледно-голубой кожи с золотой монограммой. Подняв бумажник, Шина стряхнула с него пыль и, открыв, обнаружила внутри пачку купюр. Сзади раздался голос:

— Мадемуазель, вы что-то нашли? — Это был официант.

— Да, — ответила она. — Дама, которая села в автомобиль, уронила это.

— Позвольте, мадемуазель, я возвращу его ей.

— А вы ее знаете?

Глаза официанта загорелись. Шина поняла, что сейчас он солжет.

— Ну конечно, она наша постоянная посетительница.

Шина посмотрела на маленькое запущенное кафе, на грязный передник официанта, его небритый подбородок и сопоставила это с дорогим серым автомобилем и шофером в ливрее.

— Я возвращу это сама, — твердо сказала она. — В магазине должны знать ее имя.

Официант начал убеждать ее отдать бумажник ему, но Шина отрезала:

— Тогда отнесем его в полицию.

— Не стоит доверять полиции, мадемуазель, — заговорщически прошептал он.

И Шина почувствовала отвращение к его жадным глазам и хитрой улыбке.

— Сколько я вам должна за кофе?

Как Шина и предполагала, он запросил в два раза больше, поскольку ей досталось это маленькое состояние. Не споря, она заплатила, оставив ему немного на чай, и направилась к цветочному магазину.

— Удачи, мадемуазель! — бросил он ей вслед.

Конечно, он думал, что она присвоит деньги. Спрятав бумажник, чтобы никого не искушать больше, Шина вошла в магазин.

— Можно ли мне узнать имя дамы в красной шляпе? Она только что купила у вас букет фиалок, — спросила она пожилую женщину за прилавком.

— Боюсь, что не смогу вам помочь, мадам, — последовал ответ.

— Разве она не бывала здесь прежде? — удивилась Шина.

— Не знаю. Я не всегда торгую в магазине, объяснила женщина. — Сегодня мой муж должен был идти к дантисту, и я просто заменяю его.

— И надолго он ушел? — Шина решила подождать владельца магазина.

— Не знаю. На час, а возможно, и дольше.

Шина не могла ждать так долго.

— Большое спасибо, — сказала она. — Я зайду позже. — И вышла из магазина.

Официант смотрел на нее. Но она решительно двинулась в другую сторону. На многолюдной улице невозможно было исследовать содержимое бумажника. Она выбрала тихое место и раскрыла бумажник. Сразу же в глаза бросилась пачка денег. Шина не стала их пересчитывать. Она искала визитную карточку, но вместо этого наткнулась на письмо в конверте из очень тонкой серой бумаги. Письмо было адресовано мадемуазель Фифи Фонтес, авеню Марсель, 192, Париж.

Возможно, это адрес владелицы бумажника, с этого момента Шина перестала волноваться.

Повинуясь внутреннему чувству, она не отнесла бумажник в полицию; там нужно было все объяснять, а ей не хотелось рассказывать, что она делала в течение дня. Сейчас даже мысль о любых вопросах, касающихся ее, пугала Шину.

Она положила бумажник в карман и вышла на оживленную улицу. Она спросила у полицейского, где находится авеню Марсель. Он подробно рассказал ей. Шина поблагодарила его, хотя не совсем уловила из его объяснений, куда идти.

Если Шина правильно поняла, то нужная ей улица находилась далеко отсюда, и надо было сесть на автобус. Но она решила идти пешком. Она вышла на Елисейские Поля и через десять минут оказалась на улице Мира, на которую указал ей полковник Мансфильд по пути с вокзала.

Шина шла, глядя на роскошные витрины магазинов, пока не оказалась на красивой квадратной Вандомской площади. Тут она увидела сначала большой автомобиль виконта де Кормеля рядом с гостиницей, а потом его самого, выходящего из машины с красивой женщиной, одетой по последней моде. Она сказала что-то виконту, он повернулся, чтобы ответить, и его взгляд упал на Шину, медленно идущую по тротуару. Минуту поколебавшись, он обратился к своей спутнице:

— Извините, я на минуточку.

Он подошел к Шине, приподнял шляпу и протянул руку, здороваясь:

— Добрый день, миссис Лоусон! Вы потеряли Мэди и Педро или они прячутся за углом?

— Добрый день, месье. Так случилось, что сегодня у меня выходной.

— Как жаль, что я не знал.

Нет, Шина не ослышалась. Опять намеки, и с ощущением вины Шина вспомнила слова мадам Пелейо, сказанные ей именно сегодня утром.

— Не смею вас задерживать, месье, — быстро сказала она.

Но виконт, нимало не заботясь о своей изысканно одетой подруге, казалось, не торопился уходить.

— Вы выпьете со мной чаю через час? — спросил он.

— Нет, спасибо, месье, — отказалась Шина.

— Но почему? Вы можете гулять допоздна. Мисс Робинсон часто ужинала вне дома.

Шина без труда догадалась, с кем ужинала мисс Робинсон, и с необычной для себя серьезностью ответила:

— Спасибо за приглашение, месье. Но я не могу его принять.

— Почему же? Давайте выпьем чаю вместе. Мне о многом нужно вам сказать.

— Это невозможно, — ответила Шина. — Неужели вы не понимаете?

Виконт быстро взглянул на нее и понимающе улыбнулся:

— Моя сестра говорила с вами. Я это подозревал. Теперь слушайте! Не обращайте внимания. Я вам все объясню, когда мы встретимся. Приходите к Рампелмейеру в пять часов. Никто не узнает…

— Нет, месье. Я не могу.

— Пожалуйста! Не глупите. Все будет хорошо. Обещаю.

Шина покачала головой:

— Нет, месье. Ваша подруга ждет.

Анри де Кормель бросил нетерпеливый взгляд через плечо.

Безусловно, женщина устала ждать и нетерпеливо притоптывала ногой.

— Я буду у Рампельмейера в пять часов, — заторопился он. — Приходите.

Он поспешил к своей спутнице, взял ее за руки и, очевидно, начал извиняться. Шина быстро пошла дальше. Она не слышала, что говорил виконт, но слова женщины прозвучали весьма отчетливо:

— Послушай, Анри, что это за красавица?

В этих словах был сарказм, и Шина, покраснев, поспешила прочь.

Теперь, так немного прожив в Париже, она прекрасно усвоила разницу между собой и мадам Пелейо, а также другими женщинами из посольства.

Много раз Шина радовалась тому, что ей не приходится контактировать с ними. Теперь с замиранием сердца она вспомнила, что должна появляться к обеду каждый день. Трое мужчин будут видеть контраст между ней и изысканно одетой супругой посла.

Конечно, посол по-доброму отнесется к ней, но какое выражение она увидит в глазах Анри де Кормеля. И что подумает полковник Мансфильд? Он будет презирать ее за неумение одеваться, как и за неосведомленность во многом другом. Шина вспомнила его вопросы, проницательный взгляд и почувствовала внутреннюю дрожь. От него ничего не утаишь.