Жиголо, или 100 мужчин для безупречной блондинки - Маша Королева Страница 15

– Меня это возбуждает, да! – говорил он, а Арсений молча переворачивал на другую сторону румяный блинчик. – Поторопись. Это будет самый чудесный завтрак в постели в нашей жизни. – И запускал небольшую юркую руку в рыжих пигментных пятнах в джинсы Арсения.

Арсению Шувалову было около двадцати пяти. С одной стороны, мальчишка, с другой – на подходе вполне солидный возраст. Конечно, профессию его солидной никто бы не назвал, но каждый вертится как может…

Позавтракав, Арсений в задумчивости остановился перед двустворчатым гардеробом. Сегодня он должен встретиться с Анни, полубезумной мужеподобной француженкой, внешним видом напоминающей рано постаревшего библиотечного служителя. Анни была безнадежно некрасива, насколько некрасивой вообще может быть женщина. Она выбрала для себя преувеличенно интеллигентный стиль – редкие волосенки зализаны в пегий хвост, щедро открывая слегка лошадиное лицо, доминантой которого, безусловно, был крупный пористый нос. Небольшие глаза блекло-голубого цвета спрятаны за массивными очками в роговой оправе мужского фасона. Белая рубашка, черные штаны, неброские, но дорогие ботинки, никакого макияжа. У нее был высокий чистый лоб и неприятно внимательный взгляд. С таким человеком хотелось боязливо заговорить, скажем, об агностицизме или падении курса доллара, на худой конец, обсудить премьеру интеллектуального малобюджетного фильма.

Кто бы знал, что, когда Анни напивается (а происходит это, как минимум, два-три раза в неделю), она любит быть одновременно с тремя мужиками. Чтобы один из них просто сидел рядом, гладил ее по полному колену и нашептывал ей в ухо сладковатые журчащие комплименты, совершенно для данной дамы неуместные. Чтобы другой обслуживал ее – так, как хочет мадам, а фантазия у Анни была богатая. Камасутру и тантрические трактаты она знала наизусть и обожала разного рода эксперименты. Третий же удостоившийся ее общества должен был снимать происходящее фотоаппаратом «Поляроид». Арсений знал, что Анни коллекционирует снимки, у нее уже несколько толстенных альбомов набралось.

У Арсения был хорошо подвешен язык – ему всегда доставалась роль «льстеца». Ничего сложного в этом не было – сидишь себе полуголый возле разомлевшей тетки и воркуешь с придыханием: ах, у вас такие руки, ах, у вас такие глаза! Анни все «съедала», даже примитив. Платила она хорошо – не меньше тысячи долларов за сеанс.

Он выбрал белый вельветовый костюм в стиле «Дольче и Габбана» (на оригинал от итальянских любимчиков моды денег было жалко, и он купил качественную подделку в одном из бесчисленных бутиков Римини). Анни должно понравиться. Она любит возведенную до фарса красоту.

У него оставалось полчаса до того, как молчаливый шофер француженки посигналит под его окном. Арсений решил побаловать себя кофе – вообще-то он заботился о цвете лица и предпочитал травяной чай, но иногда, под настроение, можно и шикануть.

На столе, оформленном под барную стойку, неудобном и высоком (убить бы дизайнера, которому в свое время он так неосмотрительно доверил ремонт своей квартиры), стояла фотография в дешевой мельхиоровой рамке. Улыбающийся брюнет в джинсах и невзрачном свитерке запечатлен на фоне солнечной набережной на Крымском Валу. Это он, Арсений. Сфотографировался в свой первый московский день и таскает теперь этот снимок за собою, точно талисман. Сейчас вот смотрит на свое беззаботное лицо – узнает себя и не узнает. Молодой, сколько энтузиазма в глазах! Так недавно вроде бы все это было – пять лет всего прошло… Пять лет – целая жизнь, когда тебе слегка за двадцать.

Он приехал в Москву двадцатилетним. За плечами – армия и долгая беззаботная юность в небольшом сибирском городке Ноябрьске. О нем всегда говорили, с детства: «Какой красивый мальчик!» Он к этому восхищению привык. В детстве Арсений был блондином. Его мягкие волосы трогательно кудрявились, ресницы были длинными и завитыми вверх, как у девчонки, – ну прямо боттичеллиевский ангелочек или ребенок с шоколадной обертки. Взрослая мужская жизнь началась рано – а как иначе, если на него с детства девчонки заглядывались? Ровесницы казались ему жеманно-глупыми, они томно хихикали за его спиной, писали ему какие-то кокетливые записочки на розовой бумаге. Ему было всего четырнадцать, когда это произошло. Кто бы мог подумать, невинности его лишила соседка по лестничной клетке, тридцатипятилетняя полногрудая разведенка – Арсений сейчас и не вспомнил бы, как ее звали. Тетка давно на него глаз положила. Все норовила зажать в подъезде под каким-нибудь вполне невинным предлогом – как дела в школе? что вы проходите по химии? Плевать ей было на химию, она однажды и сама такого нахимичила – Арсений потом несколько месяцев опомниться не мог.

– Зайди ко мне, Арсюша, на минутку. Я для твоей матери журнал с вязаньем передам, она давно просила, – повелительно скомандовала в тот вечер соседка.

Арсений и зашел, хотя мог бы сразу догадаться, что вязанье здесь ни при чем, – его мать вообще вязать не умела.

– Арсений, как ты вырос, как время быстро летит! – умилилась она.

– Да.

– Мне кажется, я совсем недавно в этот дом въехала, а ведь уже почти десять лет прошло. А ты помнишь меня молодой, помнишь, а?

– Помню, – буркнул Арсений.

– Скажи, я была хорошенькая? Тогда я в блондинку красилась. Волосы завиты, глаза блестят, мужики по мне с ума сходили… Да и сейчас сходят. Что улыбаешься, не веришь, что ли?

– Верю, – пришлось сказать ему.

– А знаешь почему? Мужчинам нравится большая грудь, так-то!

Арсению стало неловко.

– А где журнал-то? – пробормотал он.

– Какой журнал?.. Ах, журнал. Да погоди ты. Вот лучше ответь, у тебя девочка есть?

– Делать мне больше нечего!

– Глупенький. – Тетка придвинулась ближе.

Арсений и сказать ничего не успел, как она прижала его спиной к стене с засаленными обоями и впилась в его губы своим карминным ртом. Тетка была страшная, толстая, неухоженная, но целовалась приятно. Арсений ее не оттолкнул. А потом был прохладный пол в соседкином коридоре, и на его голой спине отпечатались квадратные паркетинки. Ему ничего делать не пришлось. Она взгромоздилась на него, как опытная наездница на робкого конягу. Ее толстые ляжки обнимали его бока – еще чуть-чуть, и ребра переломает. Арсений закрыл глаза. Ему было одновременно стыдно, сладко, неудобно, холодно, жарко, весело, тошно.

Тетка эта долго потом его преследовала, но Арсений решил для себя – хватит. Только не с ней.

Много их было потом. Одноклассница, с которой он гулял несколько месяцев. Смазливая продавщица из галантереи. Скромная студентка, с которой он познакомился в автобусе. Взрослая женщина, подруга его матери. Дочь взрослой женщины, подруги его матери. Учительница английского.

Вокруг Арсения постоянно кипели какие-то страсти.

К тому моменту, когда ему исполнилось двадцать, у него, должно быть, было не меньше пятидесяти женщин. А может быть, и больше – он не считал.

И вот Москва. В Москву Арсений ехал к дальней родственнице матери – поступать в строительный институт. Москва его ошеломила. Поразила в самое сердце. Он, конечно, слышал, что здесь все по-другому, почти как в Европе. Но такого представить себе не мог, пока не увидел собственными глазами. Словно в рай попал, но только на экскурсию. Насовсем здесь его никто не ждал.