Любовь в наследство - Элизабет Эштон Страница 15

— Вы ранены?

— Царапина, — равнодушно ответил Арман.

Но Джулия была медсестрой. Продолжая держать поводья его лошади и не обращая внимания на его удивление, она решительно сказала, соскользнув с седла:

— Ее нужно обработать. Надеюсь, у вас есть с собой аптечка?

Он взглянул на свою подопечную с тревогой:

— В моей седельной сумке есть бинты, но…

— Так давайте их сюда, — перебила она.

Армана удивили повелительные нотки в ее голосе.

— В самом деле, мадемуазель…

— В самом деле, месье, — передразнила его Джулия. — У меня есть некоторый опыт работы медсестрой, так что делайте что вам сказано.

— Вы медсестра? Хм, очень полезная и важная профессия в наших краях, — пробормотал он и достал бинты.

Джулия осторожно закатала рукав его рубашки, невольно касаясь загорелой кожи, под которой застыли упругие мускулы. Ее пальцы не утратили профессиональных навыков, и, хотя девушка остро чувствовала, что Арман пристально смотрит на нее, она проворно и ловко наложила повязку и закрепила ее шейным платком.

— Вот и все, — сказала Джулия и осторожно опустила рукав рубашки. Арман глубоко вздохнул и расслабился. — Но вам надо зафиксировать руку, может, для перевязи сгодится ваш шарф?

Но он отказался от этой идеи.

— И так хорошо, спасибо, мадемуазель.

— Как только мы вернемся в дом, вы должны хорошенько промыть рану и продезинфицировать ее, — настойчиво потребовала она. — И хорошо бы наложить пару швов. — Джулия с беспокойством посмотрела на него.

— Уверяю вас, мадемуазель, что здесь нет ничего страшного. — Он посмотрел на нее и улыбнулся. — Знаете, обо мне никто так не заботился с тех пор, как я побывал в госпитале, когда после ссоры с быком чуть не потерял половину потрохов.

— Ох! — Джулия почувствовала легкий приступ тошноты.

— Это было на празднике в День святых Марий, — продолжал он. — Вы еще будете здесь в это время?

Джулия уже слышала разговоры об этом празднике, на который все население Камарга отправляется как в паломничество, но он проводится в конце мая, когда ее отпуск закончится. Она сказала об этом Арману.

— Очень жаль, — заметил он, — вам следовало бы отложить свой отъезд и посмотреть на праздник. Это передаваемая из поколения в поколение традиция нашего народа. Туристы толпами съезжаются поглазеть.

— А что это за праздник? — равнодушно спросила Джулия. На самом деле ее больше беспокоила его рана, чем фестиваль.

Арман сел на лошадь, и они направились в сторону усадьбы.

— Он отмечается каждый год 25 мая, это церковный праздник двух Марий: Марии Клеоповой, двоюродной сестры Пресвятой Девы, и Марии Саломеи, матери апостолов Иоанна и Иакова. Легенда гласит, что они бежали из Иерусалима и высадились на морском берегу Галлии. Но самое интересное действующее лицо этого предания — Сара, их служанка- египтянка. Ее день отмечают 24 мая. Святая Сара — покровительница и заступница цыган, хотя она и не была канонизирована. Кстати, останки обеих Марий хранятся в верхней церкви, а ее склеп находится в подземной часовне… Они любят Сару и собираются сюда со всех концов света. Несмотря на полчища назойливых туристов, это по-прежнему цыганский праздник: они вместе преломляют хлеб, произносят свои молитвы, поют и танцуют всю ночь напролет.

— Боюсь, я не смогу остаться до конца мая, — сказала Джулия, решив, что это совсем ее не привлекает. — Вы, конечно, пойдете?

— Я никогда его не пропускаю, — ответил Арман и добавил спокойно: — Моя мать была цыганкой.

Итак, он сам признался ей в этом, и то, что говорила Дениза, было правдой. Его внешность могла быть даром древних фараонов: худое лицо, темные, как ночь, волосы, миндалевидные глаза. И только тонкогубый рот и волевой подбородок принадлежали к западному типу.

— Спасибо, что рассказали мне, — искренне поблагодарила она.

— Значит, вы не презираете меня за то, что я цыганский полукровка?

— Конечно же нет! Кстати, Дениза сказала, что цыгане — самая древняя раса на земле.

— Эта женщина просто сумасшедшая, — равнодушно заметил он. — Все мое детство мне вслед звучали только презрительные слова. Но когда я вырос и стал достаточно сильным, я бил каждого, кто меня обзывал. Ни один человек не посмеет оскорбить меня сейчас, мадемуазель.

— Никто и не захочет этого, — ответила она. — Но ваша мама… Она умерла?

— Да, она умерла, когда я родился. Никто не знает, кто был мой отец. Им мог быть и принц… и бродяга. — Сардоническая улыбка появилась на его лице. — Мать забрела сюда, когда родные изгнали ее за нарушение закона. Месье Боссэ пришел нам с ней на помощь в трудную минуту. Он дал мне свое имя.

Об этом ей уже с презрением рассказывал Ги, человек, который не имел и четверти тех достоинств, что были у Армана.

— Я унаследовал беспокойные ноги, которые тянут меня в странствия, — мечтательно продолжал он. — Домашний уют и цивилизация совсем не привлекают меня. Я даже часто сплю по ночам под открытым небом.

— И вы еще никогда не покидали Мас?

— О нет, покидал, несколько раз. Месье Боссэ понимает меня. Я бродил по Испании… был в Греции… даже учился в Париже. — Арман засмеялся. — Вот это мне совсем не понравилось!

Эти откровения совершенно изменили мнение Джулии о нем. Он, оказывается, совсем не дикарь — путешествовал по миру и образован, но все-таки остается в Мас-Боссэ и проводит дни на пастбищах. Как будто угадав ее мысли, Арман сказал:

— Но я всегда возвращался в Мас. А теперь, когда ваш дедушка ничего не может без меня делать, я останусь здесь до конца.

— А потом? — спросила Джулия и вздохнула.

— Поеду за моря. В Южной Америке есть много нехоженых мест. Боюсь, что, когда Ги Кордэ унаследует ранчо, он его продаст. И это станет концом жизни здесь.

Оказывается, Ги не только имеет виды на наследство, но и на самом деле является наследником своего дяди. Джулия знала — он не любит эту землю, и ей тяжела была мысль о том, что усадьба попадет в чужие руки, возможно, даже будет разорена: болота осушат, скот и лошадей угонят.

— О нет! — воскликнула она. — Ему нельзя позволить продать все это!

Арман удивленно взглянул на нее:

— Оно и для вас стало что-то значить, да?

— Да, — просто ответила девушка и гордо добавила, в первый раз отождествляя себя с родными своей матери: — Все-таки я наполовину Боссэ!

— А я вот совсем не Боссэ, — посетовал он, — хотя и ношу эту фамилию благодаря любезности вашего дедушки. Но Мас не мог бы значить для меня больше, даже если бы в моих жилах текла кровь Боссэ.

— Наконец у нас появилось что-то общее, — робко заметила Джулия.