Женщина врач - Рэчел Линдсей Страница 15

— Я не считаю, что проявление обычной гуманности требует благодарности, — сухо заметил он. — Это моя работа. Я распорядился, чтобы к вашему племяннику приставили дневную медсестру. Он не настолько болен, чтобы класть его в палату, к тому же у нас здесь нет детей. Думаю, к концу недели он уже будет бегать, а свежий воздух поможет ему излечиться. Я попрошу доктора Берто, чтобы он ввел вас в круг обязанностей.

— Так вы разрешите мне работать?

Он пожал плечами:

— Пока вы здесь, вполне могли бы выполнять ту работу, ради которой приехали. Вы с Берто отвечаете за общее состояние больных. В настоящий момент у нас их сто пятьдесят два, так что, как видите, в свободном времени вы ограничены.

— Это меня не беспокоит.

Он ничего не сказал, молча открыв перед ней дверь в соседнюю комнату.

— Познакомьтесь, это — доктор Форрест.

Молодой человек крепкого сложения с маленькими усиками тотчас же вскочил из-за стола и по-военному раскланялся:

— Меня зовут доктор Аксель Берто. Добро пожаловать в нашу клинику. Доктор Редвуд поручил мне ознакомить вас с вашими обязанностями.

— Спасибо.

Лесли улыбнулась и вслед за молодым швейцарцем вышла из комнаты.

Неделя еще не кончилась, а Лесли уже окончательно освоилась в больнице. Работа здесь оказалась гораздо легче, чем та, которую она выполняла в Уайтэйкез. Раньше ей приходилось иметь дело с самыми разными заболеваниями, теперь — только с туберкулезом.

К концу недели Бобби разрешили вставать с постели, и Лесли, закутав его в халат, привела в гостиную пообедать.

— Когда мне можно будет выйти на улицу? — начал канючить малыш.

— Если будет солнышко, то завтра. Первым делом нужно будет купить тебе лыжный костюм. Завтра после обеда я свободна, так что могу прогуляться в деревню и осмотреть окрестные достопримечательности.

На следующий день, не изменяя своему слову, Лесли, закутавшись в теплый шарф, предприняла поход в деревню и купила ребенку костюм.

Дрожа от холода, она поднялась на крыльцо больницы и вошла в вестибюль. Но не успела сделать и нескольких шагов, как поскользнулась и упала, рассыпав по полу свертки с покупками.

— Не очень достойный вход, доктор Форрест!

Сидя на полу, Лесли посмотрела в лицо доктора Редвуда — на нем не было и намека на улыбку. Покраснев от стыда как школьница, она поднялась на ноги.

— За дверью есть щетка-половичок специально для того, чтобы стряхивать снег с обуви. Если это сделать, то не поскользнешься, да и пол будет чище.

Лесли растерянно посмотрела на ручейки, стекающие с ее сапог.

— Извините. Мне никто не сказал.

Он наклонился, чтобы помочь ей собрать свертки, и Лесли пришел на память первый подобный случай. Интересно забыл он или нет? Однако, когда Филип Редвуд распрямился, в его взгляде не было и проблеска подобных воспоминаний.

— И вот еще что, — сказал он, когда они вошли в лифт. — Капроновые чулки — вещь хоть и красивая, но никак не годится для здешнего климата.

Лесли обиделась, но промолчала. Чувство досады, вызванное этими словами, услышанными ею от мужчины, улетучилось только тогда, когда она вместе с племянником радовалась новому лыжному костюму.

Утром в канун Рождества доктор Берто сказал ей, что на следующий день она может не выходить на работу.

— Вам, наверное, захочется побыть с ребенком, так что я могу поработать вместо вас.

— Это нечестно! — запротестовала Лесли. — Это же ваш выходной!

— Мне выходной не так необходим, как вам. А вот вашему мальчику точно будет скучно играть весь день одному.

Лесли прониклась к нему благодарностью.

— Вы очень добры. Тогда, быть может, вы зайдете к нам выпить чаю?

Молодой доктор улыбнулся:

— С большим удовольствием.

— Тогда ждем вас в четыре. Повар обещал испечь что-то особенное, так что не опаздывайте.

Утром в день Рождества Лесли проснулась с невыразимой печалью в душе — это было первое Рождество, которое она встречала без Джэнет, — и это тягостное чувство сопровождало ее весь день. Бобби о родителях не вспоминал, и Лесли, после сомнений и раздумий, решила не напоминать.

Она купила ему санки, и Бобби, усевшись в них и отталкиваясь от пола руками, с восторгом катался по начищенным до блеска коридорам, рискуя вызвать недовольство горничных. Бобби так радовался подарку, что не сразу вспомнил о своем — порывшись у себя в постели, он извлек оттуда миниатюрный колокольчик и вручил его Лесли, посоветовав прикрепить к браслету.

В двенадцать часов они отправились в приютившуюся на горе аккуратную маленькую церквушку Кирхляй, сложенную из серого камня, который удачно гармонировал с белизною снега.

Обведя взглядом скамьи, Лесли с удивлением обнаружила среди сидящих Филипа Редвуда. Глядя на его одинокую фигуру, выделявшуюся среди простых крестьян, Лесли почувствовала в нем родственную душу. Только он пошевелился, она поспешно отвела взгляд, но через несколько минут снова украдкой посмотрела на него. Во всем его облике чувствовалось одиночество, Лесли вспомнила о его жене. Где она? Почему ее нет рядом с ним в этот рождественский праздник?

Бобби потянул ее за рукав.

— Может, пойдем? — прошептал он. — Мне уже надоело смотреть.

— Потерпи немного. Давай дождемся конца службы.

— Тетя, мне скучно! Пожалуйста, пойдем!

Снова запел церковный хор, и Лесли повела Бобби к выходу, заметив краем глаза, что Редвуд провожает их взглядом.

Они медленно шли вниз по склону, когда из церкви с шумом вывалилась праздничная толпа. Взяв Бобби за руку, Лесли ускорила шаг — ей совсем не хотелось встретиться здесь с Филипом Редвудом.

Они уже преодолели половину пути, когда сзади послышались энергичные шаги. Инстинктивно догадавшись, что это Филип Редвуд, Лесли посторонилась, чтобы пропустить его, но когда он поравнялся с ними, Бобби радостно бросился к нему:

— Смотрите, сэр, мне уже лучше и я могу выходить на улицу! Теперь вам больше не придется делать мне снимки.

— Вот и хорошо. Я рад, что ты поправился.

Он хотел было пройти вперед, но Бобби вдруг выпалил:

— А вы не отдадите мне старые?

— Что?..

— Старые снимки.

— Зачем они тебе?

— Я покажу их мальчишкам, когда вернусь домой. Если эти снимки большие, я смогу обменять их на шарики.

— Неужели?

— Конечно. Только еще лучше, если бы у вас было что-нибудь солидное. Когда я лежал в Уайтэйкез, там у одного мальчишки был вырезанный аппендикс в банке, и он собирался обменять его на футбольный мяч!