Хулиган напрокат - Алёна Черничная Страница 15

И плотная ткань оказывается неплотно задернутой, открывая достаточный обзор на то, что происходит внутри примерочной.

А там… Мое дыхание тормозится, а телефон чуть не вылетает из рук, когда вижу оголенную линию спины, плавный изгиб талии и попу… Округлую такую девичью попу, обтянутую черными спортивными трусиками. И я едва сдерживаю при себе оценивающий свист. Офигеть Синичкина как могет…

Взгляд бы надо отвести, а не могу. Сам не понимаю, откуда берется этот горячий ком в горле, который приходится тут же протолкнуть в себя. Прям без палева так и таращусь на Синичкину в белье… на ее длинные голые ноги и…

Через секунду все скрывается под тканью платья и резко распахивается шторка.

Олеся выжидающе смотрит на меня. И эффекта «вау» не происходит… в отличие от вида круглой пятой точки в черном обтягивающем белье…

Потому что ничего не меняется. В бордовой бесформенной тряпке с пояском Олеся выглядит еще нелепее, чем в своей одежде.

Сдавленно прокашливаюсь, и просто отрицательно машу головой.

Синичкина молча понимает мой жест и фыркнув, снова скрывается в примерочной. А я зачем-то отмечаю, что сейчас эта дурацкая шторка задвигается наглухо.

Но как в Голливудском фильме не получается. Чтобы не примеряла Олеся, все оказывается либо несуразным, либо жутко неподходящим, а я просто с кислым видом сижу на пуфике, периодически поглядывая на задвинутую занавеску.

С каждым новым нарядом теряю надежду. И Синичкина, видимо, тоже. После примерки последнего платья, она уже, психуя, прячется за шторкой.

— Все. Хватит. Это была тупая затея, — раздраженно доносится из примерочной. — Я иду туда как есть.

— Как есть нельзя. Помни, Алеша должен поперхнуться слюной, — хмыкаю я и, терпеливо прикрыв глаза, подпираю затылком стену.

Понимаю, что срочно нужно еще варианты, как совершить имиджевый переворот, но черт! Вместо каких-либо идей в моем воображении всплывает картинка соблазнительной попы в черном белье. И я сам едва не давлюсь своей же слюной…

Резко мотнув головой, распахиваю глаза и стягиваю свою джинсовку, потому что душновато. Бросаю ее на соседний пуфик и поправляю ворот футболки. Что за? Откуда у Синичкиной вообще такой… орех?

— Ты там жива? — сипло интересуюсь я, когда перестаю слышать в примерочной хоть какие-либо звуки.

Синичкина отмалчивается, а я напрягаюсь:

— Леся…

— Блин! Вот же… — она наконец отзывается с сердитым пыхтением.

— Все нормально?

— Я, кажется, застряла…

— Где? — удивленно глазею на задвинутую шторку примерочной.

— В платье, — беспомощно произносит Синичкина.

— Тебе помочь?

Олеся молчит, а пыхтение за шторками становится все отчетливее.

— Да что тебя, зараза. Нет. Я сама… Ай!

И после жалостливого писка, я вскакиваю с пуфика и все-таки заглядываю за шторку.

Щеголяя обнаженной спиной и филейной частью в белье, Олеся безуспешно пытается стянуть с себя наряд, задрав руки вверх, а ее пучок волос сцепился с молнией на платье.

— Замри, — безапелляционно командую я, нагло втискиваясь в крохотную примерочную.

— Ольховский, выйди! — тут же протестующе шипит Олеся. — Я же раздетая!

«А я уже все видел», — ехидно вертится у меня на языке, но во время его прикусываю.

— На фиг мне это надо… Рассматривать тебя, — цокаю я.

И да. Я нагло вру. Пока мои руки хватаются за замочек на платье, я смотрю не на запутавшийся в нем пучок волос. Честное слово, я не хочу, оно как-то само, но скольжу взглядом по обнаженной спине. Ниже и ниже… По позвонкам и прямо к двум чертовски выразительным ямочкам на пояснице… И по моему телу пролетает покалывающая волна теплоты.

— Ты что? Пялишься на меня? — Синичкина дергает руками, все еще поднятыми выше своей головы.

— Ага, мечтай, — хрипло бормочу я, возвращая взгляд к молнии и запутавшимся в ней прядям.

Стараюсь как можно аккуратнее освободить волосы Олеси, но она лишь мешает мне то и дело нервно подергиваясь.

— Не дрыгайся, Синичкина…

— А можно быстрее?

— А можно не командовать? — шикаю я.

И мой взгляд опять устремляется вниз… к этим ямочкам над черной линией хлопкового белья… Мои пальцы сами путаются в движениях и опрометчиво рано тянут молнию вниз.

— Ай! Больно! — Взвизгнув от неожиданности, Олеся дергается, теряя равновесие.

Ее попа четко припечатывается к моему паху, а я хватаю ртом воздух от концентрации тупой боли там.

И мы без равновесия уже оба. Я чудом не валюсь на пол. Спиной подпираю стенку в примерочной и успеваю поймать падающую на меня же Синичкину. Руками. Одним махом. Просто прижимаю ее к себе спиной. Голой спиной.

А мои ладони четко оказываются на ее голой талии и животе.

Боль в паху мигом затмевает прошедший по телу разряд тока. И я даже не соображаю, отчего мутнеет в башке: от залипательного ощущения теплоты чужой кожи у меня под пальцами или оттого, что в нос бьет уже знакомый сладкий аромат…

Оцепенев, я и Олеся замираем в этой слишком двусмысленной позе…