Растопить ледяное сердце - Максин Барри Страница 15

– Полагаю, вы ждете от меня благодарности? – Гидеон стиснул зубы и решил еще раз поговорить с Лорой Ван Гилдер.

После того как почетный член колледжа и доктор Нгабе, поговорив с ней, ушли, он подумал, что наступило время во всем разобраться раз и навсегда. Он направился к ней, полный решимости вести себя как разумное человеческое существо, а натолкнулся на двусмысленные фразы американской девчонки.

И почему она не отрывала глаз от его рук?

После этого короткого эпизода Гидеон почти сразу же ушел, все его примиряющие и вежливые слова, которые он намеревался сказать, остались, к его стыду, невысказанными. Он попытался развлечься. Безуспешно.

Он немного растерялся, что было ему совершенно несвойственно. Раньше он всегда полностью владел и собой, и ситуацией.

Люди обычно обращались к нему, когда попадали в беду, вероятно, чувствуя, что он единственный человек, на которого можно положиться – беспристрастный, справедливый и достаточно опытный, чтобы оказать помощь. В свое время Гидеон отговаривал студентов от самоубийства, разрешал кризисные ситуации в семейной жизни преподавателей и улаживал многочисленные ссоры.

Он всегда был уверен, что сможет справиться с любой ситуацией хладнокровно, с разумным сочувствием и пониманием.

А Лора Ван Гилдер заставляла его дергаться, как умалишенного клоуна на ниточках. Это надо прекратить!

Оживление начинало спадать. К полуночи профессора с досадой вспомнили о назначенных на утро консультациях. Гости из других колледжей размышляли о том, с какой головой они явятся утром. Портвейн, следует признаться, наливали щедрой рукой.

Медленно и неохотно люди стали расходиться. Шум постепенно затихал.

Гидеон, как «звезда манежа», был более чем готов тоже закончить этот вечер. Неожиданно свалившаяся на него престижная премия Ван Гилдера, конечно, оказалась очень приятным сюрпризом, но не она волновала его.

Эта американка стала просто наваждением.

Наконец он был вынужден подойти к ней в последний раз, чтобы протянуть в каком-то смысле оливковую ветвь. Так больше не могло продолжаться.

Так почему, о, почему, со смешанным чувством раздражения и удивления думал он, его первые слова были такими враждебными?

Лора резко обернулась, неожиданно услышав такой знакомый, с насмешливыми нотками, голос. Серебряные и янтарные бусинки блеснули в ее волосах, и их блеск отразился в его глазах.

Гидеон поморщился от яркого света и напрягся, видя эту знакомую широкую улыбку, неожиданно озарившую ее лицо.

Он знал, что попался, даже прежде, чем она заговорила.

– Профессор Уэллес. Вы что-то сказали? – с милой улыбкой спросила она.

– Я сказал, – сквозь зубы произнес Гидеон, – что полагаю, вы ждете от меня благодарности, – повторил он, прекрасно понимая, что она слышала его слова и только из коварства заставляет его повторить свою ошибку.

Как он ни старался это скрыть, Лора уловила в его голосе беспокойство и еще шире улыбнулась.

В самом деле, с этим человеком ей было ужасно интересно.

Она словно тыкала палкой в спящего тигра.

Чуть посильнее толкнуть, и он дернется во сне, и остается лишь радостно похлопать в ладоши и ткнуть еще раз. И если слишком сильно, то р-р-р-р!

– Ну что вы, профессор Уэллес, такая мысль никогда не приходила мне в голову. – Она еще любезнее улыбнулась, показывая ряд белоснежных зубов.

Гидеон сжал свои зубы.

– Вы хотите сказать, что пришли к выводу, что я… какой? Слишком неблагодарный? Слишком высокомерный? Слишком пресыщенный?

Лора откровенно рассмеялась.

– Почему я должна так думать, профессор? Кажется, вы не давали для этого повода, не так ли?

Гидеон бессознательно сделал к ней шаг и резко остановился.

Он услышал, как за его спиной Марта Дойл весело прощалась с Рексом Джимсоном-Кларком. Справа от него слышался густой баритон директора, говорившего что-то собравшейся уходить Жюли Нгабе.

Сейчас явно было не время повышать голос или возмущаться. Хотя он и не собирался этого делать. Эта женщина ничем не могла вывести его из себя. Да! Вот так!

Он ответил ей такой же любезной улыбкой. И если бы он позволил себе посмотреть на ее грудь, то увидел бы, как неожиданно под огненно-оранжевым шелком набухли ее соски. Лоре удалось скрыть свою чисто инстинктивную и невероятную реакцию на эту потрясающую улыбку, по крайней мере на лице.

Но она почувствовала предательскую слабость в ногах.

– Как вы заметили, – спокойно ответил Гидеон, – меня учили вести себя, как подобает настоящему джентльмену. Даже когда женщина-камикадзе бросается на велосипеде под мою машину. Между прочим, вы получите счет за повреждение краски на моем «моргане». – И он улыбнулся невероятно ослепительной улыбкой. – Спокойной ночи, мисс Ван Гилдер. Искренне надеюсь, что дальнейшее пребывание в Англии окажется для вас менее драматичным.

Произнеся эту великолепную фразу «под занавес», Уэллес повернулся и направился к уже поредевшей толпе, ликуя и одновременно испытывая стыд за самого себя.

А он-то думал, что давным-давно покончил с такими ребяческими играми.

Лоре, захваченной врасплох, оставалось лишь с открытым ртом смотреть ему вслед и пытаться сохранить на лице улыбку.

Настоящий джентльмен?

А счет за ремонт его автомобиля? Проклятый нахал. Совершенно невыносим.

Гости постепенно расходились. Часть направилась к двум небольшим парковкам, принадлежащим колледжу, одна находилась напротив часов, другая – перед памятником погибшим на войне, обе с разных концов примыкали к четырехугольному зданию.

Снаружи было темно, и территория освещалась слабо. Жившие неподалеку смогли выпить в свое удовольствие и теперь направлялись к главным воротом пешком. Другие просили их подвезти.

Тем же, кто жил в колледже, предстояло всего лишь пересечь сад, чтобы попасть в Уолси или Уолтон, или через Уоллас в Уэбстер, три главные резиденции, в прекрасных старинных помещениях которых жили студенты и преподаватели.