Ночь, когда огни погасли - Карен Уайт Страница 15

Мы услышали за сараем крик и увидели, как Руфус выбегает из-за другого угла, размахивая соломенной шляпой, чтобы привлечь внимание.

– Ребят, вы это дело бросьте, слышите? Сломаете свои жалкие шейки, вот что будет. – Он бежал так быстро, что, как потом отметил Джимми, ног было не разглядеть.

– Эй, Руфус! – Уилл уже свисал с окна, рукой вцепившись в задвижку. Миг спустя я разглядела в другой его руке кружку с самодельным виски – мы по-прежнему хранили его в бочках, хоть сухой закон и отменили. Папа сказал, самим гнать дешевле, вот мы и гнали. Но детям в любом случае пить не разрешалось, так что я бросила кричать на Гарри, лягавшего кобылу, – все равно он не слушал – и стала кричать на Уилла, которого ждали большие неприятности, если папа узнал бы про виски.

Тут я увидела за его спиной еще одну фигуру и понадеялась, что это не Бобби. Ему было тринадцать, и больше всего на свете он любил читать. Целыми днями сидел за книгой, и мама иногда просила его почитать ей вслух.

Это оказался не он. Это был парень, которого я никогда прежде не видела, но знала, кто он. В заброшенной хижине на другой стороне леса поселилась семья, которая должна была платить за землю долей урожая. Я видела в церкви мать и двух маленьких дочек, худых и бледных, как кукурузная шелуха, высохшая на солнце. Мама кивнула нам и улыбнулась, показав больше дырок, чем зубов, а потом сказала, что муж и сын не пришли, потому что возятся с больным мулом. Не то чтобы мы расспрашивали ее о чем-то; наша мама все равно с тех пор не ходила в церковь, потому что слишком уставала.

Этот парень был ростом с Гарри, тощий, как скелет. Подойдя ближе, я увидела, что его густые темные волосы подстрижены так, будто он сам себя обкорнал в темноте. Он улыбался, но это была не совсем улыбка. Так улыбались Гарри и Уилл, когда говорили, что у них есть для меня подарочек, и сажали лягушку-вола мне за шиворот.

– Не падай, – сказал он и толкнул Уилла.

Я завизжала. Парень за шиворот подтянул его к себе и расхохотался, будто это очень смешно – чуть не столкнуть человека из окна амбара.

Уилл поднес ко рту кружку, будто ничего не произошло, и сделал большой глоток, качаясь, как на сильном ветру. У меня перехватило дыхание – парень снова ухватил его сзади за шиворот, по-прежнему улыбаясь.

– Эй вы! – закричал им Руфус. – Ну-ка прекратите, пока никто не ушибся! Слезайте отсюда, и я не расскажу мистеру Прескотту.

Грейс застыла на месте, на губах пенилась слюна. Гарри наполовину свесился из седла. Я услышала звук, повернулась и увидела, что он заблевал себе всю ногу. Жалкое зрелище! Я помолилась, чтобы папа подольше пробыл в полях и Гарри успел привести себя в порядок.

– Не указывай, что мне делать. – Парень снова толкнул Уилла и снова успел подтянуть к себе, но так резко, что Уилл уронил кружку, и та разлетелась на куски. Грейс фыркнула и отступила назад шаг или два; вилы, стоявшие у стенки, упали, будто не хотели больше видеть это безобразие, и теперь лежали в грязи, глядя в небо. На этот раз я не закричала, потому что было слишком страшно. Джимми шагнул вперед.

– Хватит, Кертис. Это не смешно.

Я даже не задумалась, откуда он знает, как зовут парня. Джимми знал все на свете.

И тут все задвигалось очень быстро и в то же время медленно. Первое, что мне вспоминается, когда я об этом думаю, – треск разрываемой ткани, когда Кертис вновь толкнул Уилла. Но на этот раз, когда он попытался подхватить его за ворот, Уилл продолжал падать.

В руке у Кертиса остался кусок красно-синей клетчатой рубашки Уилла. Кертис по-прежнему стоял, выставив руку вперед, будто думал, что мой брат пришит к своей рубашке. И тут Руфус рванул вперед, и мы все побежали, и Гарри верхом на Грейс потерял сознание, а Уилл падал и падал.

Руфус добежал первым, и я обрадовалась, потому что если кто и мог поймать Уилла и не убиться, так это Руфус. Но все вышло не так, как должно было. Руфус успел поймать моего тупицу брата, но поскользнулся на отлетевшем донышке разбитой кружки, едва успев разжать руки. Раздался глубокий выдох – я не знала, кто выдохнул: Уилл, Руфус или, может быть, я сама, счастливая, что мой брат не сломал свою бесценную шею. Но, потеряв баланс, Руфус покачнулся и, увлекая за собой Уилла, рухнул всем телом прямо на вилы.

– Папа! – Из всех нас лишь Ламар сдвинулся с места. Остальные могли только стоять и смотреть, как красная лужа медленно расползается под телом Руфуса и темная глинистая земля впитывает ее.

Ламар тянул Уилла за руку, пытаясь стащить его с отца, но глаза Уилла были закрыты, и он тихонько храпел. Я подлетела к ним и пнула его сильнее, чем требовалось, – я была испугана, и зла, и мне хотелось сделать ему так же больно, как больно было Руфусу.

К горлу подкатила рвота, запах крови напомнил мне о свиньях, которых мы забивали каждый октябрь. Я лежала у себя в комнате, зажав голову подушкой, чтобы не слышать визга свиней, но чувствовала вкус крови – мне казалось, сам воздух становится красным.

Уилл лежал лицом в грязи. Ламар плакал и пытался рубашкой вытереть лицо отца, но Руфус лежал неподвижно, на губах пузырилась кровь, потом потекла по щеке. Я посмотрела на Гарри – тот выпал из седла и пытался подняться. Я поняла, что от него помощи не дождусь.

– Джимми! Беги к маме и скажи ей, что Руфус сильно ранен и ему нужна помощь!

Он посмотрел на меня, как на спятившую, но, может быть, только потому, что не вспомнил, как мама однажды вправила вывихнутую руку Гарри и как зашила рану на щеке Джимми, когда он свалился с дерева, желая посмотреть на гнездо ястреба. Она кое-что умела по медицинской части.

– Я пошел за папой, – сказал он, не дожидаясь моих возражений, и рванул в поля. Красная глинистая земля летела у него из-под ног, он бежал так, словно время гналось за ним по пятам, и по-прежнему сжимал в руке банку, и по-прежнему бинокль стучал по крышке.

– Эй ты, Кертис! – закричала я, вскинув голову вверх.

Голова Кертиса показалась из-за двери. По всей видимости, он надеялся, что я забыла о нем. Или о том, что он сделал.

– Беги к своей маме и скажи ей, что человек ранен и нужно быстро бежать сюда.

Слова застревали в горле. Я надеялась, он не заметил, что я готова расплакаться от страха. Страха, что Руфус ранен слишком сильно и его уже не спасти. Ламар издавал жуткие звуки, будто задыхался, и продолжал утирать краем рубашки лицо отца, будто это могло помочь.

Кертис медленно повернулся и на несколько минут исчез из вида. Он слезал по лестнице так медленно, что я готова была ворваться в амбар, схватить его за штанину, стянуть вниз и что есть силы ударить в лицо – я сотню раз видела, как Гарри бьет в лицо Уилла.

– Беги! – заорала я. – Беги за мамой, папой, за кем угодно, кто может помочь!

Он улыбнулся мне, и меня словно пронзил зимний ветер, всю – от макушки до пят.

– Сама и беги, – сказал он, повернулся спиной ко мне, к бедному Руфусу, к Ламару и так же медленно побрел в сторону леса, который начинался за хлопковым полем.