Храм любви при дворе короля - Виктория Холт Страница 14

Появились рыцари, сквайры и лорды, очень красивые в бархатных и парчовых одеяниях. Но красивее всех был сам король. Он ехал верхом, совсем юный, жадно ловящий восхищение подданных, приветливо кивающий, сверкающий драгоценными камнями. Ради такого великолепия стоило пережить легкие неудобства и даже утрату кошелька.

Ехала и королева – она была несколько дней новобрачной, хотя до этого несколько лет пробыла вдовой. Возраст ее уже перевалил за двадцать – слишком старая, говорил кое-кто, для такого крепкого юноши; но того, что она красавица, никто не отрицал. Ее черные волосы, по слухам, спадающие до пят, свисали с ее плеч блестящим плащом; одета королева была в белое атласное платье с красивой вышивкой, головной убор блистал множеством драгоценных камней. Ее разукрашенный паланкин несли две белые лошади; и крики «Боже, благослови короля!» сливались с возгласами «Боже, храни Екатерину!».

Показался хвост процессии, гарцующие лошади так приблизились к толпе зрителей, что она подалась назад. Джейн схватила детей и притянула к себе. Давка все усиливалась. Джейн стало казаться, что лица людей растворяются в голубом небе, а звуки фанфар и труб доносятся очень издалека. Она потеряла сознание.

– Мама… мама! – в тревоге закричала Маргарет. Но Джейн оседала, и ее могли затоптать.

– Стойте… стойте… Прошу вас, остановитесь! Сесили подняла вопль, Элизабет горько заплакала, а Мерси тщетно пыталась сдержать людей своими ручонками.

Внезапно раздался громкий женский голос:

– Назад! Назад! Не видите, что ли? Женщина сомлела!

Маргарет подняла испуганный взгляд на полную тетку. Ее толстые щеки дрожали от негодования, губы были плотно сжаты, глаза обдавали толпу презрением. Она держала за руку маленькую девочку.

Каким-то чудом женщина очистила пространство вокруг Джейн. Обняла ее и пригнула голову вниз. Через несколько секунд, к восторгу Маргарет, лицо матери стало розоветь.

– Из-за жарищи это, – сказала женщина. – Мне самой чуть не стало дурно… но я пересилила себя.

Признательная Маргарет уловила в ее словах упрек матери. И сказала:

– Моя мама еще слаба. У нас только что родился братик.

– Тем более глупо было выходить в такой день! – услышала она в ответ. – Где вы живете?

– На Барке в Баклерсбери.

– Так это рукой подать. Я отведу вас домой. Толпа еще не скоро разойдется.

– Вы очень добры, – поблагодарила Маргарет.

– Надо же! А что остается делать? Бросить сомлевшую женщину на такую малышку, как ты? А, мистресс, вижу, вы водите глазами. Вам стало дурно, вот я и приглядываю за вашими детьми. Стоять можете? Обопритесь на меня. Большие девочки, берите за руки младших и держите покрепче. А ты, Айли, хватайся за мой подол. Я протиснусь через толпу. Пойдемте, мистресс. Держитесь за мою руку. Дети ваши здесь, мы пустим их вперед, чтобы не терялись из виду. До Баклерсбери дойдем в два счета, толпа еще не начнет бесчинствовать.

– Вы очень добры, – сказала Джейн. – Я…

– Поберегите дыхание для ходьбы. Пошли-пошли. Женщина силой прокладывала путь, резко окликая стоящих на дороге:

– Что, не видите? Я веду больную женщину. Посторонитесь, олухи. Дайте пройти.

Как ни странно, все ей повиновались, и под таким уверенным руководством семья вскоре достигла Баклерсбери.

Женщина хмыкнула и презрительно посмотрела вокруг.

– Ну и запах! – громко заявила она. – Хорошо, что мой покойный муж не был аптекарем. В лавке у торговца дорогими тканями пахнет приятно. А здесь… фу!

– Мой муж – юрист, – сказала Джейн.

– Юрист? Хорошая профессия! Ну, вот вы и пришли. Послушайте моего совета – пока что больше не суйтесь в толпу.

– Может, зайдете чуть передохнуть?

Вдова ответила, что не откажется, последовала за ними в парадную залу и села.

Маргарет обратила внимание, что девочка по имени Айли очень хорошенькая и примерно одного возраста с нею и Мерси. Из-под шапочки у нее выбивались золотистые волосы, платье было сшито из лучшей ткани, чем у всех них.

– Скажите мне, как зовут девочек, – попросила вдова. – Хотя нет… пусть скажут сами. Языки у них наверняка есть.

– Конечно, – с достоинством ответила старшая из сестер. Она была признательна вдове за помощь, но ее властный тон девочке не нравился. – Меня зовут Маргарет. Это моя приемная сестра, ее зовут Мерси, поскольку мы с ней тезки, и… мои сестры Элизабет и Сесили.

– А я мистресс Алиса Миддлтон, вдова мастера Джона Миддлтона, он торговал дорогими тканями в Сити и возил товар в Кале. Это моя дочь, тоже Алиса, поэтому ее, как и Мерси, зовут другим именем. О, да вы с ней ровесницы. Вам надо подружиться.

Дети продолжали разглядывать друг друга, а мистресс Миддлтон заговорила с хозяйкой, похвалила медовый напиток и посоветовала класть в него больше меду.

– А теперь отдыхайте, – продолжала она. – Из дому ни ногой, вечером начнутся бесчинства… так оно и должно быть, для страны сегодня праздник, на трон взошел такой красивый король.

Вдова допила напиток, осмотрела дом, высказывая мнения – не всегда одобрительные – о его обстановке, и ушла вместе с дочерью.

– Говорливая женщина, – сказала Джейн, – но, ей-богу, дельная… и очень добрая.

* * *

Для Томаса Мора этот день был счастливым. Тиран умер, и его место занял монарх, сулящий Англии блестящее будущее.

В приподнятом настроении Томас любил браться за перо, и естественно, теперь его труд посвящался новому царствованию.

«Наконец-то, Англия, – писал он стихами по-латыни, – настало время тебе возблагодарить Небеса, наступил счастливый день, достойный мемориального белого камня, достойный быть увековеченным в твоих календарях. Этот день – прекращение нашего рабства, начало свободы, конец печали, источник радости…»

Потом перечислял достоинства юного короля:

«Разве король не возвышается над тысячью благородных приближенных? Жаль, Природа не позволяет наряду с телом видеть выдающееся совершенство его разума! Этот принц унаследовал мудрость отца, доброту матери, безупречную проницательность отцовой матери, благородное сердце материнского отца. Неудивительно, что Англия радуется королю, какого еще не имела!»

Затем Томас принялся расточать похвалы королеве; он писал о ее достоинстве и благочестии, о ее красоте и верности. Наверняка нет женщины, более достойной стать супругой такого короля, и никто, кроме этого короля, не достоин быть супругом такой королевы. Небеса благословляют их союз; несомненно, Генрих и Екатерина будут долго носить свои короны, а затем корона Англии перейдет их внуку и правнуку.

Когда Томас прочел свою поэму Джону Колету, настоятель собора Святого Павла сухо заметил, что достоинства королевских предков можно истолковать по-другому. Например, мудрость Генриха VII назвать алчностью; доброту Елизаветы Йоркской – кротостью из практических соображений; безупречную проницательность Маргариты Ричмондской – честолюбием; благородное сердце Эдуарда IV – распутством и решимостью править любой ценой.