Лестница к звездам - Наталья Калинина Страница 14

— Как хорошо! — выдохнула она, когда они оторвались друг от друга, чтобы набрать в легкие воздуха. — Хочу еще.

До сих пор поцелуи вызывали у Адама желание, которое, зарождаясь где-то в низу живота, посылало токи по всему телу. От этого поцелуя у него закружилась голова и куда-то поплыло тело. Девчонки, целуясь, скользили руками все ниже и ниже, пока они не достигали той точки, где рождалось желание.

Евины руки висели безжизненными плетьми, но она так страстно отдавала ему губы, что он чувствовал — Ева вся без остатка принадлежит ему.

Его сверстницы не умели и не хотели отдаваться до конца, предпочитая как можно больше наслаждаться самим. Адам не осуждал их за это — его помыслы в этот момент были направлены на то же самое. Но девчонки не понимали, что, отдаваясь до конца, женщина получает наивысшее наслаждение. Он представил на мгновение, что это за наслаждение. По-видимому, в каком-то другом своем воплощении он испытал его, но почти забыл.

Теперь оба хватали ртами воздух, как рыбы на суше.

— Прости, если я был груб, — прошептал Адам. — Можешь ударить меня.

Ему вдруг захотелось, чтобы Ева ударила его как можно больней.

— Ты… ты будто знаешь, как я хочу. Как чувствую. Откуда? — лепетала Ева.

— Ведь ты сделана из моего ребра, — сказал он первое, что пришло на ум. И тут до него дошел смысл этой фразы.

Они смотрели друг другу в глаза. Адаму хотелось лечь рядом с Евой, прижаться к ней всем телом. От одной мысли о том, что за ощущение он испытает, голова пошла кругом. «Если я вдруг окажусь с ней в одной постели, наверняка опозорюсь — мне хочется только лежать рядом и наслаждаться близостью ее тела».

— Ты знаешь, о чем я сейчас думала? — спросила Ева.

Он едва заметно кивнул головой.

— Я думала о том, что сам так называемый акт любви, быть может, не самая главная составная часть наслаждения, которое могут получить мужчина и женщина. Согласен?

— Ты умница. Настоящая Ева.

— Нам пора домой. Иначе… кто-нибудь увидит нас и поймет все совсем не так, как нужно, — сказала она.

Они взялись за руки. Адам карабкался впереди. Он то и дело оглядывался на Еву и сильно — до хруста — сжимал ее ладонь в своей.

Прежде чем выйти на шоссе, Адам наломал мягких веток диких маслин, которыми Ева со всех сторон обложила свое туловище, а он стянул ее талию шнурком из своих плавок. Потом они распределили ветки так, что получилось некое подобие купальника без бретелек.

— Я расскажу, как было. Иначе все равно попадусь. Из меня никудышная лгунья. — Ева опустила глаза. — Но то, что это был ты, я не скажу. Ни за что на свете. Прощай.

Она приподнялась на цыпочки и поцеловала Адама в щеку.

— Я провожу тебя.

— Нет. Ты — сам по себе, я тоже.

У Адама упало сердце. Неужели Ева может так думать после того, что они пережили и перечувствовали вместе?

— Для всех остальных, разумеется, — добавила она и грустно усмехнулась. — Прощай, Адам.

Он видел, как она спустилась на дорогу и растворилась во мраке. Снова припустил дождь. Адам вдруг подумал, что он больше никогда не увидит Еву. Он бросился за ней.

Он нагнал ее возле самого поселка. Она стояла с протянутыми в его сторону руками.

— Адам, я забыла сказать тебе… Садовая, семнадцать. А у тебя?

Он назвал свой адрес. Она охнула, закрыла лицо ладонями. Потом повернулась и зашагала к домам.

Адам не стал ее окликать.

«И нашел я, что горче смерти женщина, потому что она — сеть, и сердце ее — силки, руки ее — оковы; добрый перед Богом спасется от нее, а грешник уловлен будет ею».

Так сказал Екклесиаст. Он тоже был мужчиной.

Дома Адама не хватились — в последнее время он приучил всех близких к тому, что не отчитывался перед ними, где и как он проводит время. Адам прямиком направился в свою зеленую резиденцию, благо несколько дней назад смастерил над ней надежную крышу из плотной клеенки, залез под одеяло и заснул как убитый.

Ему ничего не снилось, если не считать отрывочных видений отдельных частей тела Евы. Главным образом грудей с торчащими в разные стороны сосками, к которым ему хотелось припасть ртом — ему представлялось, что в них заключена какая-то могучая сила, без которой он не сможет жить дальше.

Появление Евы скорее можно было назвать воскрешением из мертвых — оно сопровождалось обычными в таких случаях радостными восклицаниями, в которых чувствовались слезы. Ева рассказала все, как было: про то, как чудом была вынесена на берег, как нашла укрытие от ветра и дождя в пещере возле самого берега и, чтобы не замерзнуть окончательно, сняла мокрый купальник, как пещеру стало затапливать водой, но она сумела все-таки выбраться наружу, как соорудила свой первобытный наряд. Потом заявила, что очень хочется спать, накрылась с головой одеялом, но так и не смогла заснуть. Она проваливалась на короткие мгновения в густую тьму, кишащую чудовищами. Она открывала глаза, слышала, как о гранит набережной ухает очередной вал, и, откатываясь назад, злобно шипит — «ппсшоу».

«Зачем я спешила домой? — думала она. — Пускай бы нас затопило в той пещере… Вода прибывает, а мы тесней, тесней, еще тесней сливаемся друг с другом. Там мы были мужчиной и женщиной, Адамом и Евой. В обычной жизни он — мальчишка, а я женщина в годах. Так, как было там, уже не будет никогда. Не будет… Больше вообще ничего не будет. Иначе это позор… Не будет, не будет, не будет», — мысленно клялась себе Ева.

И тут она вдруг вспомнила, как Адам — ведь это был он — играл си-минорную сонату Шопена. Вспомнила, как присела в траву возле забора и испытала жгучее наслаждение, блаженство, восторг, экстаз, в котором участвовало все ее существо — от кончиков ногтей до самых сокровенных уголков души. Как обессиленная и вконец вымотанная душой и телом едва доплелась до дома и полдня провалялась в постели. Ей снились волшебные сны.

Ева снова очутилась в кишащем чудовищами мраке…

Утро было на редкость безмятежным и тихим. Как будто ей все приснилось… Она нежилась в постели на веранде, откуда ей был виден кусочек голубого неба сквозь виноградные листья, и прокручивала в памяти свой «сон». Муж с дочкой ушли на пляж. «Спать, спать, — велела себе Ева. — Может, все снова приснится…» Она погружалась в безмятежное состояние, фоном которого был солнечный свет сквозь листья винограда и затихающий шум морского прибоя.

— Тс-сс… — Адам стоял над ней, приложив к губам палец. — Я хочу к тебе.

Она инстинктивно подвинулась. Ее тело было сухим и горячим и пахло сеном — резко, жарко, дурманно.

— Я люблю тебя, Ева. Я люблю тебя… Люблю тебя… люблю…

Шепот окутывал ее со всех сторон. Потом настал миг, когда ей показалось, что она умрет, если этот восторг продлится еще хотя бы мгновение. Кажется, она на самом деле умерла. Чтобы сразу же воскреснуть для наслаждения под поцелуями Адама.