Ежевичная водка для разбитого сердца - Рафаэль Жермен Страница 14

Она стояла посреди гостиной, взъерошенная и сердитая: большие, подведенные черным глаза и растрепанные волосы придавали ей вид неукротимой дикарки, которому я завидовала: не время было выглядеть паинькой.

– Не знаю! – гаркнула Катрин. – Я… Давай для начала проведем разбор полетов: какого ЧЕРТА?

Нет ничего лучше хорошего «какого черта!» для конструктивного разбора полетов.

– Осточертело… – поддержала я.

– Пойду, приготовлю «маргариту», – перебила меня Катрин.

– Отличный план, подруга.

«Отличный план, подруга»? Неужели это я сказала: «Отличный план, подруга» при упоминании «маргариты»?!

Какая разница. План и вправду был отличный, и как это чудесно, почти освободительно – уверенно и четко сказать: «Отличный план, подруга!» Из моей комнаты вышел Ти-Гус и посмотрел на меня, видимо, ожидая, что я сейчас схвачу его, чтобы поплакаться.

– Не сейчас, Ти-Гус. Но не уходи далеко, мамочке еще понадобится зоотерапия – попозже.

– Нет уж! – крикнула из кухни Катрин. – Ножик хороший тебе понадобится, ясно? И никакой зоотерапии!

Убийство – этот вариант я еще не рассматривала, но на данный момент он был, бесспорно, очень привлекателен.

Катрин вернулась из кухни с двумя огромными «маргаритами», а я почувствовала ягодицей, как завибрировал в заднем кармане телефон.

– О боже! – вздохнула я. – Я вибрирую.

– О боже, – повторила за мной Катрин.

Потом, видя, что я поднесла руку к левой ягодице, дикой кошкой бросилась на меня. Последовал смешной раунд греко-римской борьбы, сосредоточенной вокруг моего зада: Катрин пыталась помешать мне ответить, а я, отталкивая ее, вытаскивала телефон из кармана. «Не трогай!» – кричала она. «Я хочу поговорить!» – вопила я.

Спустя шесть бесконечных вибраций она держала в руках умолкший телефон и смотрела на меня большими глазами фурии. «Вот так», – сказала она с таким спокойствием, что я сразу поняла: звонок был от Флориана. Я застыла на несколько секунд, потом кинулась на нее.

– Нет! НЕТ! – закричала Катрин. – Я спрячу его в трусы, клянусь тебе!

– Плевать, я его выковыряю из твоей задницы, если понадобится!

Мы обе орали. «Стоп! Стоп! ТПРРРУ!» – выкрикнула наконец Катрин. Мы замерли, и впервые за две недели я расхохоталась. «ТПРРР-У!» – повторила Катрин и тоже прыснула. Тем не менее она успела встать между домашним телефоном и мной, а мой по-прежнему держала в поднятой руке над головой, как будто это могло меня остановить, учитывая, что она была намного ниже ростом.

– Жен, – она понизила голос. – Серьезно. Я хочу сказать: мы можем сначала поговорить? Ты же знаешь, что он сделает, если ты ему позвонишь.

Да. Я знала, что он сделает, если я ему позвоню. Он спокойно объяснит мне, что у меня нет никаких причин нервничать, что он оплошал, с кем не бывает, он извиняется, но я должна понять. Хуже того: он будет так убедителен, что я почувствую себя дура дурой: с какой стати взвилась? Это было невыносимо.

– Черт, как же он меня достал, – сказала я, продолжая свои мысли вслух.

– Держи.

Катрин протянула мне «маргариту», подняла свою, и мы чокнулись.

– Как хорошо, – сказала я. – Я бы осушила дюжину зараз. – Ладно. Можно хотя бы прослушать сообщение?

– Можно прослушать сообщение, – согласилась Катрин.

Мы сели на диван, и я включила громкую связь.

– Женевьева… это я… это Флориан…

– Да знаем мы, что это Флориан, кретин! – фыркнула Катрин под мое агрессивное шиканье.

– Послушай, – продолжал знакомый голос моего бывшего, – я должен извиниться…

– Он думает, извинения будет доста…

– Ч-Ш-Ш-ШШШ!

– …я не должен был приходить в этот бар… это моя ошибка, это… Глупо, но я решил… из-за того, что сказала мне твоя мать…

При упоминании моей матери мы с Катрин переглянулись ошеломленно и озадаченно. При чем тут моя мать?!

– …Так вот, глупо, но я решил, что ты… что тебе не хочется никуда выходить… я… это ужасная глупость с моей стороны… ты… ты сильнее, чем я думал, и… вот… в общем… это… не вот… я допустил непростительную ошибку. Надеюсь, что ты сможешь… нет… Vergiß das… я… мне очень жаль. Вот. Гм… Пока.

Это было все. Мы с Катрин тупо смотрели на маленький аппарат, ожидая непонятно чего.

– А что такое Vergiß das, что это значит?

– Это значит «забудь»!

– Что он хочет, чтобы ты забыла?

– Да не знаю я!

– Надо еще раз прослушать!

– Давай!

– Ох, мне показалось, что… он говорил не так, как обычно!

– Да, знаю!

Все наши фразы были до того восклицательными, что я рассмеялась. Чисто нервное, но как же от этого было хорошо!

«О’кей… о’кей, о’кей, о’кей… Прослушаем еще раз». Я приложилась к «маргарите» так основательно, что глотать пришлось в два приема. «Тебе не показалось, что он был… слегка опрокинутый? Потому что для Флориана это… это турбо-мега-архи-опрокинутый».

– Был, был опрокинутый…

– Он никогда не бывал опрокинутым. Как ты думаешь, это знак, это хороший знак?

– Надо бы разобраться, что ты подразумеваешь под «хорошим знаком».

Она смотрела на меня с сокрушенным видом. Я понимала, что она хочет сказать. Что я, собственно, подразумевала под «хорошим знаком»? Что некоторая нервозность в обычно таком степенном голосе Флориана означала, что он может ко мне вернуться? Размышления под таким углом не могли не быть смертельно опасными, это было абсолютно ясно даже сейчас, когда я пыталась заглотить децилитр «маргариты» в один присест.

– Ладно, все, – решилась я. – Прослушаем еще раз.

Я хотела было нажать клавишу телефона, но тут вошел Никола и объявил с победоносным видом: «Я принес водку!» Он остановился, разочарованный, увидев, что с крепким алкоголем у нас уже все в порядке. Наши стаканы были наполовину пусты.

– Где Ной? – спросила Катрин.

– У Эмилио. Он вышел на площадку, когда услышал нас, и сказал, что Ною, наверно, лучше побыть сегодня вечером у него.

Мы с Катрин переглянулись и одобрительно покивали. Начинающий актер или нет, Эмилио был неоценимым помощником.

– Что тут творится? – спросил Никола.

– Звонил Флориан. Мы как раз собирались еще раз прослушать его сообщение.

– Подождите меня, я налью себе выпить. Вы что пьете?

– «Маргариту», но это слишком долго, пока еще ты приготовишь! Выпей из моего стакана, потом еще смешаем.

Катрин не было равных, когда приходило время контролировать потребление алкоголя, необходимого для выхода из кризиса.