Дороже титулов и злата - Полина Федорова Страница 14

Нет, одернула себя девушка, не хорошо это, не ладно. Так, пожалуй, в мечтах и до запретного дойти можно. Правда, что есть это «запретное», она не знала, посему, наверное, и начинало мучить любопытство — змей-искуситель, не торопясь, поднимал в ее душе свою плоскую башку. Разве может причинить ей неприятности Мечислав Феллицианович? Нет, конечно, нет! Он человек порядочный, честный, на такого всегда можно положиться. И отважен до безрассудства, собой рискуя, спасает других. Разве встречались ей на пути такие мужчины? Да и встретятся ли еще?

— Барышня! Аграфена Ниловна! — вывел ее из грез певучий голос Настасьи, раздавшийся из-за двери. — Вы там али нет? Стучу, стучу.

— Здесь я. Открываю, — отозвалась Груша, торопливо отодвигая затвор.

— Чего средь бела дня взаперти-то сидите, — удивленно посмотрела на нее горничная. — Ступайте, бабенька вас кличет. Обедать пора, только вас и дожидают.

Аграфена еще раз взглянула в зеркало, расправила кружево на рукавах и пройме своего любимого барежевого платья и осталась весьма довольна. Сильфид в своей жизни она не встречала, но почему-то пришла к твердому убеждению, что и вправду сейчас похожа на это неведомое существо с мелодичным заморским названием. В этом воздушном образе и впорхнула она в столовую, где семейство Селивановых шумно рассаживалось за обеденным столом. Были здесь, кроме бабеньки, сам Иван Афанасьевич, сыны его: Алексей, Григорий и неугомонный Петруша, две незамужние дочери: Машенька с Парашей, тетушка Олимпиада Фоминична и, конечно, Мечислав Феллицианович.

Как только Грушенька вошла, он тут же поднялся со своего места, чем вызвал немалое удивление окружающих. Все сначала воззрились на господина Марципанова, потом дружно перевели взгляды на Аграфену, которая от смущения чуть было не села мимо стула, и, наконец, вопросительно-требовательно посмотрели на бабеньку. По всему было видно, что ее почитали оракулом в затруднительных и малопонятных ситуациях. Аграфена Федоровна махнула Голицыну сухонькой ручкой и, затаив усмешку в уголках губ, ласково произнесла:

— Будет вам, Мечислав Феллицианович. Сами видите, у нас тут по-простому, без церемоний. Не приучены мы к светскому-то этикету. А вам не след на гостя пялиться, — обвела она взглядом присутствующих, — а то ложку мимо рта пронесете.

Антоан неторопливо и, как всегда, изящно опустился на стул, улыбнувшись бабеньке лукаво и задорно, и даже как будто подмигнул ей. Или Грушеньке это только показалось? Поднять на него глаза она не смела, но взгляд невольно то и дело скользил в ту сторону. За прошедшие дни девушка успела заметить, что Мечислав Феллицианович не только сам пригож, но и за что бы ни взялся, делает все это с какой-то неуловимой фацией. Вот сейчас вилку берет, а у нее мурашки по спине побежали. И руки у него белые, гладкие, пальцы длинные, изящные, а кисть сильная. Так и тянет к ним притронуться, хотя более хочется, чтобы он прикоснулся к ней…

Аграфена вполне могла предаться грезам наяву, потому как за столом наступило молчание, и слышен был только стук столовых приборов о фарфоровые тарелки. Трапеза началась. Покушать Иван Афанасьевич любил плотно и вкусно. Посему стол ломился от яств. Поскольку день был скоромный, поданы были щи с гречневой кашей, подовые пироги из толченой муки с зайчатиной, бараниной, вязигой и рыбными молоками да жареные бараньи лопатки и соленая яловчина.

На сем блюда переменялись рассольным из осетрины, жареной бараньей печенкой, иссеченной с сочным золотистым лучком; говяжьим студнем с чесночком и хреном да зернистой икрой, вареной в уксусе и маковом молоке.

Имелись на столе тестяные левашники и перепечи в масле, паштет из куриных пупков, котлома с патокой, леваши из черники, брусники и малины, пряники и коврижки. Запивались яства медвяным да ягодным квасами, ячменным пивом собственного, конечно, варения, да ставленым ароматным медком. Для гостя же ученого вынуты были из самых, верно, загашных мест, венгерское и рейнское вино, качества вполне уместного даже и на губернаторском рауте. Словом, не обед, а сказка из седой русской старины.

Мало-помалу зажурчал разговор, о погоде, о недавно пришедшей партии чая, о барышах, а главное о вчерашнем происшествии на рыбной ловле. С неиссякаемым энтузиазмом Петруша в двадцатый раз взахлеб рассказывал о коварном язе, холодной воде и геройстве князя Голицына, то бишь господина Марципанова. Груша слушала вполуха, мечтательно гоняя по тарелке зеленую горошину. Встрепенулась, лишь услышав голос Мечислава Феллициановича:

— А что за люди на горе бивуаком стоят, я вчера на них нечаянно наткнулся? — спросил он, обращаясь более к Ивану Афанасьевичу.

— В городе гуторят англичане какие-то, тоже, как вы по ученой части приехали, — отозвался тот. — У подрядчика Никифорова артель копателей наняли. Недели две как в земле ковыряются.

— А что англичане в Саратове забыли? — удивился Голицын.

— Город древний ищут, — вступила в разговор бабенька. — В дальние времена, при ордынском еще иге, сказывают, на Соколовой горе город большой стоял, потом его то ли забросили, то ли сожгли. Ничего не осталось.

— Красивое место. С военной точки зрения — весьма удобная позиция. Говорят, там пугачевская ставка была? — поинтересовался Антоан, пытливо взглянув на Селиванова-старшего.

— Была, — неохотно ответил тот. — Батарея там его стояла, по городу палила. Многие среди нас его и вправду за императора Петра Федоровича принимали, потому и передались ему. А он разбойник, как вошел в город, колодников да воров из острога повыпустил, хлебные да соляные амбары растворил, дома разграбил, народу сколько извел… Беда. Казнил и миловал, пока сам в бега не ударился. Спаси нас Господи от смуты, — подвел итог Иван Афанасьевич, широко перекрестился и поднялся из-за стола.

Следом за ним потянулись и остальные. Уже в дверях столовой Антоана окликнула бабенька.

— Мечислав Феллицианович, я завтра ближе к полудню по лавкам и магазинам намереваюсь проехаться, может, составите мне компанию?

— Любой ваш каприз, несравненная Аграфена Федоровна, — мгновенно откликнулся Антоан. Маленькая старушка все более и более завоевывала его привязанность, ну, если предположить, что он способен испытывать столь мало привычное для него чувство.

— Вы меня очень обяжете. Вот и Грушеньку с собой прихватим, нечего ей целыми днями взаперти просиживать.

Где-то внутри у князя прозвучали тревожные колокольчики. Видеть Грушу для его натуры было не легким испытанием, как будто дразнишь голодного тигра куском мяса, так и подмывает выйти из роли праведника господина Марципанова и выпустить на вольные хлеба распутника и обольстителя князя Антоана Голицына. Допустить этого было нельзя. Как бы велико ни было искушение. И чтобы не проиграть в борьбе с самим собой, действовать надо было быстро и без всяческого промедления. А посему, поднявшись наверх в свои незатейливые апартаменты в самом решительном настроении, он велел позвать Африканыча. Тот появился в мгновение ока, торопливо вытирая бороду от остатков обеда.

— Багаж мой прибыл? — огорошил его странным вопросом Голицын.