Дом там, где сердце - Шеннон Фаррел Страница 14

– Потому что мои мать и сестра – красавицы. А я мерзкий, неженственный урод в нашей семье. У меня черные кудряшки, темные тяжелые брови и очень бледная кожа. Я слишком вы­сока для женщины, недостаточно пышная там, где положено, к тому же у меня большие руки и ноги. Даже глаза у меня ка­кого-то непонятного цвета, – четко перечислила Мюйрин все возможные и невозможные недостатки своей внешности.

Локлейн долго и громко смеялся, пока не увидел, что глаза Мюйрин наполнились горькими слезами.

– Это они вам говорили? – хохотал он, не в силах сдержаться.

– Но ведь это правда. У них светлые волосы и голубые гла­за, да и сами они маленькие и изящные. Мне их кольца не под­ходят даже на мизинец.

– Моя дорогая, да будет вам известно, что не каждый мужчи­на приходит в восторг от светлых волос и голубых глаз, – Локлейн понял, что невольно сравнивает Мюйрин со своей невестой Та­рой и не может отчетливо вспомнить, как же та выглядит.

– Что касается вашего роста, так вы просто крошка по сравнению со мной, – сказал он, приподняв ее из кресла, так что стало видно, насколько он выше нее – не менее чем на фут. Затем он взял руки Мюйрин и положил обе ее ладошки в свою руку. У него было кольцо с печаткой, которое он еще юношей получил от Дугласа Колдвелла. Сняв со своего мизинца, он надел его на ее большой палец, на котором оно едва держалось.

– И чтобы больше никаких глупостей по поводу того, что вы какая-то не такая, слышите? – пожурил ее Локлейн, игриво дотронувшись до ее подбородка.

Он вздохнул, посмотрев на кольцо.

– Думаю, мне придется его продать, – сказал он, крепко сжал ее ладони, прежде чем снова надеть кольцо на мизинец, и направился к ванне, вода в которой быстро остывала.

– Если только оно не имеет какой-то особой ценности лич­но для вас. С виду оно очень старое.

– И это вы говорите после того, как продали свое обручаль­ное кольцо?

Она покачала головой и снова села у камина, подсушивая волосы.

– Я хочу забыть об Августине. Идите же скорее в ванну, пока она окончательно не остыла.

– Вы мне почитаете? – попросил Локлейн, не желая про­должать спор и почему-то ощущая, будто ему дали под дых. Он собрал свои принадлежности, приготовил чистую рубашку и пару брюк.

– Конечно, если хотите.

Локлейн вылил в ванну остатки горячей воды, быстро раз­делся и со вздохом откинулся на край ванны, пока его мягко окутывал поднимавшийся пар. Мюйрин читала вслух о новых ценах на сельхозпродукцию, что, как полагал Локлейн, должно было казаться ей невероятно скучным.

– Как насчет чего-нибудь повеселее, вроде светских хро­ник?– предложил он и вдруг хлопнул себя по лбу. Вот идиот!

Меньше всего она хотела слышать о том, что напомнило бы ей о праздной жизни в Шотландии.

– Нет уж, спасибо, меня вполне устроит сводка оптовых и розничных цен.

– И сколько просят за мясо? – быстро исправил свою бес­тактность Локлейн.

– Семь с половиной шиллингов за фунт. По-моему, это слишком дорого. Когда мой зять последний раз ездил на рынок, оно стоило по шесть шиллингов за фунт отборной говядины, не говоря уже о баранине.

– Но ведь следует учитывать и транспортные расходы, да и люди хотят выручить за свой скот как можно больше, – объ­яснил Локлейн.

– Овощи здесь по два фунта за тонну. Это довольно непло­хо, но дороже, чем мы привыкли.

– Здесь все закупают картошку оптом. Они здесь собирают лучшие урожаи, хотя, как по мне, так она слишком водянистая. И богач, и бедняк – картошку сейчас едят все. Но люди только ею и питаются, потому что зерно вырастить тяжело, сезон уро­жая здесь наступает позже, чем в континентальной Европе.

– Что же вы тогда едите?

– Как я и сказал, в основном картошку, да еще немного мо­лока и масла, если удастся достать, и овощи.

– Довольно бедно живете. А почему так много картошки?

– Это единственная культура, которой можно прокормить всю семью, выращивая на небольшом участке земли, получен­ном жителями в обмен на арендную плату. Картофель непри­тязателен, не требует особого ухода, ведь корнеплоды находят­ся под землей. У людей остается время на еще какие-нибудь занятия – охоту, рыбалку или стройку.

– Или они могут наняться на другие работы, а потом снова вернуться к своим семьям, – отметила Мюйрин.

– Верно.

– Теперь я начинаю понимать. Раньше у нас на полях работали ирландцы. Я всегда удивлялась, как они умудряются оставлять свои семьи во время сбора урожая. Но почему у них так мало земли? – поинтересовалась Мюйрин через какое-то время.

– Потому что в Ирландии земля на вес золота. Каждый меч­тает о собственном участке. Человек готов заплатить за него непомерную цену, чтобы прокормить свою семью. Потом он разделит этот участок между всеми сыновьями, так что с каждым годом участки становятся все меньше и меньше. И должен ска­зать, что помещики стали гораздо скупее. Они сдают землю лю­дям среднего достатка, которые, в свою очередь, делят ее на части и тем самым зарабатывают на тех, кто готов дать любую цену. Даже если иметь дело непосредственно с помещиком, он может сдать землю по более низкой цене, но потребовать дополнитель­ную плату за мелиорацию. Так что если вы построите дом на этой земле, вам сразу придется больше платить. Так и образуется по­рочный круг, который привязывает людей к земле и помещикам, как крепостных в средние века. Они оказываются у помещиков в ловушке, и, если не оплатят долги, их ждет долговая тюрьма.

– Господи, а ведь я даже понятия об этом не имела!

– Это естественно, Мюйрин, откуда вы могли знать, – ска­зал он, прежде чем окунуть голову в воду. – Многие знают, но им до этого нет никакого дела. Я уверен, что Ирландия не будет спать спокойно, пока существует эта система. Но пока поме­щики фактически отсутствуют на своей земле и только вымо­гают с народа деньги, чтобы роскошествовать, положение ста­новится все хуже. Жадные перекупщики буквально разоряют и помещиков, и крестьян, обводя их вокруг пальца.

– Ясно.

– Я подозреваю, что именно это и произошло, когда я уехал из Барнакиллы. Мой предшественник заболел и скоропостиж­но умер. Пока он был болен, Августин попросил мою сестру вызвать меня. Я покинул Австралию как только получил письмо.

Когда я приехал, старик уже отдал концы. Я не успел сразу разобраться, что к чему в документах, которые мне передали.

– Ну что же, попробуем разобраться в них вместе, когда приедем, – уверенно произнесла она.

Мюйрин погрузилась в молчание, обдумывая то, что узнала из газеты, и ответы Локлейна на свои вопросы.

Локлейн, посвежевший и повеселевший после ванны, вы­терся полотенцем, переоделся за ширмой и предстал перед ней в рубашке и брюках.

– У меня в сумке лежит маленький сейф Августина, – не­громко сообщил он.