Запретное желание - Джилл Шелвис Страница 14

Раньше Стоуну ничего не стоило постучать в дверь дока посреди ночи. Более того – док дал каждому из братьев Уайлдер по ключу, поэтому Стоун не раз просто заходил в клинику и брал то, что ему нужно, не беспокоя доктора Синклера, за что тот был ему безмерно благодарен.

Понадеявшись, что яблоко упало недалеко от яблони, хотя на деле это было скорее всего как раз наоборот, Стоун завел мотор и направил автомобиль в сторону клиники. Все двери были заперты, а окна утопали в темноте. Прихрамывая, Стоун поднялся по ступенькам, легонько постучал в дверь, чтобы не показаться излишне грубым, и только потом выудил из кармана ключ и вставил его в замочную скважину. Оказавшись в приемной, он включил свет, не желая пугать Эмму, если та вдруг проснется. Док всегда держал на кухне запасы медикаментов на случай, если ее придется использовать в качестве еще одной смотровой. Стоун прохромал к шкафу с лекарствами и включил свет. Он взял пузырек с перекисью водорода, несколько марлевых салфеток и…

– Положи руки так, чтобы я их видела, засранец, иначе надеру тебе задницу.

Стоун поднял руки – медленно, поскольку все тело до сих пор болело, – и развернулся. Эмма стояла в дверном проеме, одетая в шорты и тонкую футболку, и со знанием дела держала в руках бейсбольную биту. Ее слегка спутанные волосы были распущены, а глаза источали холод. Без косметики, с всклокоченными волосами она выглядела невероятно привлекательно. Сердце Стоуна на мгновение замерло в груди, а потом понеслось вскачь при мысли о том, что под футболкой на Эмме не было нижнего белья.

– Это всего лишь я, – спокойно произнес он. – И, к вашему сведению, нельзя угрожать безоружному парню, когда он к тому же стоит к вам спиной.

Эмма не опустила биту.

– Да, но теперь-то вы повернулись.

Стоун с трудом удержался от желания прикрыть рукой пах.

– Послушайте, просто расслабьтесь.

– Расслабиться? Вы вломились ко мне в дом!

Эмма выглядела и говорила как истинная уроженка Нью-Йорка, и как бы Стоун ни противился собственным чувствам, ему это нравилось.

Очень нравилось.

И может быть – но только может быть, – их сближение произойдет сегодня.

– Я не вламывался, потому что у меня есть ключ. Ваш отец дал мне его на всякий случай. Мне не раз приходилось им пользоваться… – Стоун широко улыбнулся. – Потому что вашему отцу не нравится, когда его будят.

– Вы хотите убедить меня в том, что мой отец позволял вам приходить и рыться в лекарствах, когда вам заблагорассудится?

– Только в случае необходимости, – уточнил Стоун и снова попытался улыбнуться.

Однако Эмма даже бровью не повела. Она продолжала хмуриться, а ее цепкий взгляд скользнул по телу Стоуна и задержался на пропитанной кровью ткани.

– Вы ранены.

– Немного поцарапался. Просто хотел промыть рану и…

– Дайте догадаюсь. Вы собирались залепить ее пластырем. – Вздохнув, Эмма опустила биту и кивком указала на стул. – Сядьте.

Однако вместо этого Стоун облокотился о стойку и посмотрел на биту.

– Вы действительно собирались ею воспользоваться?

– Разве я не пригрозила надрать вам задницу? – Эмма зловеще улыбнулась. – Поверьте, я бы это сделала.

Возможно. Но лишь потому, что Стоун был слишком ошеломлен, чтобы себя защитить. Черт возьми, эта женщина и впрямь горячая штучка. Стоун, не отрываясь, смотрел на ее полную грудь с четко вырисовывающимися под тканью футболки тугими сосками, восхитительно округлые бедра и полоску обнаженной кожи живота.

Эмма прошла мимо незваного гостя и надела халат. Проклятье!

– Извините, – обратилась она к Стоуну, увидев выражение его лица. – Только приглашенным ночным гостям позволено лицезреть меня в пижаме.

– Могу ли я получить приглашение?

Смех Эммы возвестил о том, что ни за что, ни при каких обстоятельствах ему не получить подобного приглашения, и все же Стоун улыбнулся.

– Вы очень хорошенькая, когда смеетесь.

Эмма все еще улыбалась, когда подошла ближе, чтобы рассмотреть колено.

– На этот раз зашивать не придется.

– Хорошо.

Эмма выпрямилась и внимательно рассмотрела рану над бровью Стоуна.

– Заживает хорошо. Я подумала, вам понадобятся антибиотики, но теперь вижу, что в них нет нужды. И все же.

А, проклятье!

– Вам необходим противостолбнячный укол. Вы ведь это понимаете, верно?

– Да. – В глазах у Стоуна потемнело. Господи, как же он жалок.

– Собираетесь упасть в обморок?

– Этого не случится, если вы снимете халат.

– Хорошая попытка. – Эмма принялась набирать в шприц сыворотку, а Стоун стоял и обливался потом, старясь не потерять сознания. Девушка обернулась. – Невероятно.

– Знаю. – Стоун отер лоб. – Я…

– Дело не в вас, а во мне. Не могу поверить, что делаю это для вас, но… – Эмма сняла халат и бросила на пол. – Считайте, что это подарок.

Подарок был действительно хорош. Эмма обладала потрясающими ногами – стройными и загорелыми. И потрясающими руками. И все же взгляд Стоуна остановился на ее груди, когда она подошла ближе, закатала рукав его толстовки и протерла кожу антисептической жидкостью. Ее собственная кожа казалась такой гладкой и бархатистой, что рот Стоуна помимо воли наполнился слюной. От Эммы исходил восхитительный аромат. Она пахла…

– Ой!

Эмма залепила место укола пластырем.

– Рука скорее всего будет болеть в течение нескольких дней.

– Но у меня завтра восхождение на гору.

– Может, мне стоило сделать этот укол вам в зад?

Стоун рассмеялся, однако, посмотрев на лицо Эммы, понял, что она не шутит.

– Вы и впрямь очень злая.

Эмма улыбнулась, а потом наклонилась, чтобы поднять халат, и взору Стоуна предстало захватывающее дух зрелище.

– Знаю. Хотите мое мнение? Вам не стоит завтра карабкаться на гору. Во всяком случае до тех пор, пока ваши раны не затянулись полностью. Вам вообще не стоит завтра ничего делать.

С этими словами Эмма вновь надела халат, а потом выпроводила Стоуна за дверь и закрыла ее изнутри на задвижку.

Воспоминания о ее теле преследовали Стоуна по пути домой, в душе, и всю ночь в постели, порождая невероятно мучительные эротические фантазии.

На следующее утро Эмма открыла двери клиники для тех посетителей, что не врываются в дом по ночам. Часы показывали ровно восемь, когда на пороге клиники появилась пациентка, Сесилия Поттер, официантка из бара. Этой двадцатилетней девушке требовался рецепт на приобретение антибиотиков для лечения горла, и она называла Эмму то доктором Синклер, то – и это ужасно раздражало – женщиной, к которой захаживает Стоун.