Не бойся полюбить - Уинифред Леннокс Страница 14

Люк потянулся и упал на диван, в который раз спрашивая себя: ну как Кэрри могла разглядеть в нем двоих? Он знал, точно знал о существовании второго человека в самом себе, но гнал эту мысль, полагая, что тем самым ему посылается искушение.

В обществе Мэттью, Мэрион и прихожан Люку не слишком трудно было бороться с этим, но при встречах с Тильдой тот, второй, отталкивал первого и сам руководил свиданиями. То был просто мужчина.

Тильда не из тех, кому хочется копаться в чьей-то душе. Ее интересовало лишь тело, сила этого тела, его огонь, умение рук, ног, жаждущей плоти. Она, искушенная в любовных играх, твердила Люку, что такого мужчины у нее еще не было. Интересно, а что бы сказала… она? О, он заставил бы ее сказать, он заставил бы ее вопить и кричать, что такого мужчины у нее не было.

Но Кэрри Холт в своей жизни знала мужчин, он видел это по тому, как отзывается ее тело на прикосновение, по движению бедер, обтянутых джинсами, по глазам, которые отвечают на вопросы, заданные только взглядом.

Да, она тоже хочет меня, пришел к выводу Люк. Значит, я должен ей предложить? Попросить?

Люк повернулся на живот и привстал на локтях. Ему стало жарко, темные волосы упали на лоб и прилипли. У нее красивая грудь, наверняка крупные розовые соски, похожие на переспелую малину в церковном саду. У нее плоский живот, а под ним — золотой кустик волос. А чуть ниже… Люк со стоном повернулся на спину, потому что затвердевшая плоть мешала лежать на животе, она выпирала, требовала радости от прикосновения к телу той, единственной…

Я не сразу вошел бы в Кэрри, а играл бы с ней долго, нежно до тех пор, пока она не завопила бы, не потребовала взять ее, мечтал Люк. Она это может, конечно, она уже в детстве была самостоятельной и решительной, и еще малышкой пыталась поставить на место пастора. Так что у нее большой и давний опыт общения со священниками. Люк засмеялся.

А потом мы лежали бы и говорили. О чем? О том, что может сделать каждый из нас ради того, чтобы прожить жизнь вместе.

Вместе? Но Кэрри ясно сказала, что не видит себя женой пастора, стало быть, это мне надо думать, как поступить с собой.

Прихожане ко мне относятся неплохо, я знаю, что с годами стану достаточно умелым оратором… Люк хмыкнул, вспомнив назидательный рассказ Мэттью.

Однажды известного актера попросили в церкви прочесть двадцать второй псалом. Он проделал это с большим успехом. Прекрасно поставленный голос, отменная дикция ласкали слух и стекали елеем, и, когда он закончил, ему устроили овацию. Потом актер заметил среди прихожан пастора и попросил его прочесть тот же псалом. Проповедник согласился. Прихожане погрузились в задумчивое созерцание, глаза многих были полны слез. Актер поднялся к проповеднику, встал рядом с ним и обратился к слушателям: «Вы заметили, в чем разница между нашим чтением? Я знаю псалом, а святой отец знает Пастыря».

Люк, услышав эту историю, похолодел. Не о нем ли речь? Может быть, и он знает только псалмы? Но не может уловить голос Пастыря?

Он вспомнил сейчас об этом не случайно, потому что готов был иначе отнестись к этому примеру, чем прежде. Тогда он запретил себе размышлять над этим, полагая, что искушающие мысли — тоже соблазн, которого стоит опасаться, он будет совершенствоваться не только как оратор, но и как личность. А когда он женится на Мэрион, то она, как настоящая жена пастора, поможет ему измениться и стать истинным поводырем чужих душ.

— Ты хорош собой, Люк, — говорил ему Мэттью, — пастор должен быть таким. Иначе кто станет слушать того, кто сутул и шаркает ногами, у кого язык заплетается и губы шамкают, словно рот набит горячей кашей? Запомни, сын мой, впечатление от произнесенной речи складывается из разных составляющих: семь процентов — только семь! — приходится на долю слов, тридцать восемь процентов — на голос, а пятьдесят пять — на выражение лица.

— И еще, — поучал Мэттью во время другой беседы со своим помощником, — когда ты стоишь на кафедре, очень важна поза. Твой позвоночник — не костыль, мой мальчик, а опора. Кафедру не следует воспринимать как пьедестал, на который взгромоздилась твоя фигура. — Он придвинулся к лицу Люка и почти прошептал — Мэттью прекрасно владел интонацией: — Кафедру иногда называют жертвенником, но имей в виду, она вовсе не предназначена для того, чтобы на ней приносить в жертву твое физическое естество. — Он засмеялся, и Люк тоже позволил себе улыбнуться. — На нее следует класть Библию, твои заметки, иногда — руки для отдыха. Взгляни на себя глазами твоих прихожан, не кажется ли им, что если убрать кафедру, то ты тотчас рухнешь на пол?

Мэттью горел желанием помочь ему, вероятному и желанному зятю, достичь высот в мастерстве. Заботясь о нем, он заботился о своей единственной дочери Мэрион. Но может ли Люк сравнивать себя с Мэттью? У Мэттью дар от Бога, это чувствуют все, не только Люк, прихожан не обманешь.

Когда Люк смотрел на своего наставника, то поражался, насколько умело тот владел языком жестов. Удивительно, но даже легкий поворот головы мог заставить всех, в том числе и Люка, затаить дыхание в ожидании следующего слова самого Творца.

Люк сел на диване и устремил взгляд в окно. В маленьком гостиничном дворике пусто. Внезапно он ощутил неизъяснимое одиночество. Скоро наступит завтра, и он улетит отсюда, где ни одного дня не чувствовал себя пастором, а каждую минуту, каждое мгновение — просто мужчиной.

Мужчиной? Но был ли он до конца мужчиной? Если да, то почему нет сейчас рядом с ним женщины, которую все дни, проведенные в Лондоне, хотел больше всего на свете? За каждым шагом которой он следил с самого момента приезда, за каждым движением бровей, ресниц, губ. Он улавливал едва заметный аромат свежести, исходивший от нее даже в самые жаркие дни, выпавшие на этот сентябрь. Что это было — туалетная вода, шампунь, которым она моет свои пышные волосы, или дезодорант? Люк не знал, но очень хотел узнать.

Он перехватывал взгляды мужчин группы и злился, когда Кэрри улыбалась им в ответ. Люк терпеть не мог те экскурсии, которые вела не она, а ее напарник Тим. Слизняк, как окрестил его Люк. Мелочный тип. Даже странно, почему вообще они знакомы. И это он должен узнать.

Его плоть снова укоряюще дернулась, мол, ну сколько можно рассуждать, в конце-то концов?

Кэрри должна прийти сюда, он должен как-то заманить ее.

Внезапно из глубин памяти выплыли строки: «Волосы твои, как стадо коз, сходящих с Галаада; зубы твои, как стадо овец, выходящих из купальни, из которых у каждой пара ягнят, и бесплодной нет между ними;

Как половинки гранатового яблока — ланиты твои, под кудрями твоими;

Уста твои, как отличное вино…»

Строки Песни Песней из Библии толклись в голове, опережая друг друга, предлагая себя наперегонки, уверяя, что каждая следующая строка точнее и слаще предыдущей.

Люк знал, что сейчас сделает. Если это получится, загадал он, то он и Кэрри Холт будут вместе до конца дней своих. Он подошел к столу и снял трубку. У него осталась целая ночь в Лондоне.