Нубийский принц - Хуан Бонилья Страница 14

Когда на следующий день я сообщил Эмилио хорошие новости, его лицо озарила радость, которую мне тут же захотелось запечатлеть: ликование, смешанное с недоверием, словно он все не мог осознать, что ад, в который погрузилась вся страна, лично для него благополучно завершился. Пока я объяснял, что завтра ему придется пойти в агентство за билетами, а я тем временем займусь его визой, Эмилио, словно боксер, получивший нокаут, бессмысленно пялился в зеркало над барной стойкой. Потом он поднялся на ноги:

— Пошли к тебе, я угощаю.

Когда все было кончено и я признался, что расплатиться за такое наслаждение мне не хватило бы и двухнедельного заработка, Эмилио вдруг погрустнел, словно отправился в мир собственных фантазий, ни одну из которых он не сумел бы внятно изложить вслух. Я окликнул его: “Эй, ты где?” — а он спросил, нужны моему агентству еще люди. Я сказал, что да, не смея поверить масштабам удачи, сопутствовавшей мне во время первой охоты. Эмилио поведал мне историю о своей кузине, бывшем звукорежиссере на радио, как и он, вынужденной пойти на панель. Я заявил, что хочу поскорее на нее взглянуть, и он устроил нам встречу. Меня ждало разочарование. Девчонка была хорошенькой, но мне хотелось придержать места для действительно выдающихся экземпляров, которые я еще надеялся отыскать. Чтобы угодить Эмилио, я все же согласился уделить девушке, которая оказалась ему вовсе не родственницей, а то ли знакомой, то ли соседкой, то ли подружкой, немного времени. Я сфотографировал ее голой в своем номере, но, когда Эмилио велел ей у меня отсосать, решительно отказался. Малышка вовсю со мной заигрывала, но я только потрогал кончиками пальцев лучшее, что у нее было: прелестные и, как она заверила, совершенно натуральные грудки. Когда то ли знакомая, то ли соседка, то ли подружка Эмилио укатила в такси, а мы с ним заняли места за стойкой в зеркальном баре, я сказал все как есть. Она определенно была не тем, что я искал. Эмилио попросил меня по крайней мере замолвить за нее словечко в посольстве, но я решил проявить твердость:

— Это не пойдет тебе на пользу, Эмилио, поверь мне, перед тобой открываются блестящие перспективы, но за все приходится платить, все мы порой жертвуем самым дорогим; со временем ты сможешь сам решать, кого из друзей и родственников забрать к себе в Испанию, но повторяю: на пользу тебе это не пойдет, и как бы то ни было я не могу помочь твоей подруге с визой и вообще ничем не могу помочь.

Он настаивал, пока окончательно не вывел меня из себя до оскомины банальным “мы с ней идем в комплекте, если она не едет, я тоже остаюсь”. Между нами стремительно росла стена недоверия, и я уже думал отменить встречу в посольстве и заодно сообщить Докторше, что свой первый трофей я упустил: а кого еще мне было винить. К счастью, у меня хватило терпения дождаться, когда Эмилио пойдет на попятный: куда это я собрался, мы так не договаривались, он уже большой и знает, что делает, жертвовать так жертвовать, нельзя, чтобы глупая сентиментальность повредила делу. Мы расстались поздним утром, а перед этим снова поднялись ко мне в номер и легли в постель. Эмилио хотел меня трахнуть, но я не позволил. Тогда он пригнул мою голову к своему паху, и мне пришлось целый час ублажать его по-французски; он не сделал мне ничего плохого, но был достаточно груб, точно решил таким способом отплатить мне за то, что я отверг его женщину. Потом, когда Эмилио приглаживал пятерней влажные волосы перед круглым зеркалом в гостиничной ванной, а я тут же чистил зубы, чтобы избавиться от горьковатого вкуса спермы, он заявил:

— Это стоит пятьдесят долларов. Плати давай.

Я не стал спорить. По мне, это было справедливо. За услугу полагается платить. Через несколько дней Эмилио отправился в Барселону, навстречу новой жизни, в которой ему предстояло получать пятьдесят евро за сеанс. К тому времени я раздобыл еще два трофея, на этот раз женского пола (после приятных минут в объятиях Эмилио мне пока не хотелось подвергать испытанию свою гетеросексуальность). Я находил то, что искал, тут и там, в ночных парках, модельных агентствах, спортзалах, даже в отеле, где мне посчастливилось встретить прелестную горничную: сначала я с ней пофлиртовал, а за ужином, ради которого она сняла форму, предложил вступить в клуб “Олимп”. К великому сожалению, я больно задел чувства малышки, о чем она не преминула мне сообщить. “Проехали”, — сказал я. Но девчонка уже бросила в сумочку пачку сигарет с зажигалкой и попросила счет: она твердо решила оплатить его пополам и ни за что не желала, чтобы я взял на себя ее салат, бифштекс и бокал белого вина. Я согласился и даже не стал провожать ее до дверей, предпочтя доесть десерт. На следующий день я обнаружил в своем номере записку. Она все же решилась отправиться в Испанию и попытать счастья в агентстве, о котором я говорил. Эта малышка оказалась единственной из обнаруженных мной кандидатов, кого я не попробовал, прежде чем отправить к Докторше.

Миссия в Буэнос-Айресе продолжалась двадцать два дня. Шесть девочек и три мальчика. Докторша была в восторге от моей работы. Я пережил немало забавных курьезов и познакомился с целой кучей замечательных людей (спасти их всех мне не удалось, поскольку многие из них были замечательными, но недостаточно красивыми; пришлось бросить их в очередях, сражавшихся за объедки у черных ходов отелей). Из забавных вещей мне запомнилось вот что: как-то раз мне взбрело в голову надеть черные танга; я разглядывал себя в зеркало и вдруг почувствовал возбуждение. “Ну ты даешь! — сказал я себе. — Не хватало еще, чтобы у тебя вставал на собственное отражение”. От этой поездки у меня остались целый альбом фотографий, бесценный опыт сексуальных отношений с мужчиной и успокоенная совесть: в добрый час, приятель, похоже, ты наконец нашел своим талантам достойное применение.

Докторша сияла, а я был выжат как лимон. Она сделала химию и хотела знать, идет ей или нет. Еще она подтянула лицо, убрала пару морщин, сильно похудела, чем особенно гордилась, и обзавелась облегающим костюмом цвета морской волны, который выгодно подчеркивал ее формы. На столе, между чашкой кофе и пепельницей в стиле баухаус, забитой трупами безвременно погибших сигарет, лежало новое приобретение Кармен, призванное пополнить коллекцию необрезанных книг — любовный роман двадцатых годов. Пока я с вежливой улыбкой крутил в руках экземпляр, Кармен с горечью поведала мне, что на Кубе у нее обнаружился конкурент: старик, собравший около пяти тысяч необрезанных томов: недостижимая для нее величина. На мгновение я подумал, что Докторша отправит меня в Гавану разыскать старика и убедить его продать свою коллекцию, но она заговорила о неотложном деле, из-за которого мне пришлось провести за рулем целую ночь. Докторша раскрыла папку и достала несколько страниц, вырванных из американского журнала. В статье шла речь об иммигрантах, наводнивших андалузские города. По сути, Соединенные Штаты — одна из немногих стран, в которых журналисты могут позволить себе длительные загранкомандировки, серьезные расследования и пространные статьи, просеянные сквозь сито тщательной редактуры и корректуры. Фотографий, правда, было мало и не самого лучшего качества. На одном из снимков были запечатлены трое негров в тенистых зарослях какого-то парка. Если верить надписи под фотографией, негры были из Судана, а парк располагался в Малаге. Лиловый ноготок Докторши замер над одним из персонажей.