Дочь куртизанки - Разия Саджад Захир Страница 14

А сейчас Джавид снял темные очки. Чудо! Больше ничего не скажешь. Чудо! Он преградил путь Нилам и с удовольствием ответил на ее приветствие:

— Привет и тебе, Нилам! Как поживаешь? Ваши уже переехали на Счастливую виллу? Да подожди, остановись на минутку. Куда ты мчишься?

Нилам испугалась Джавида. Она хотела только поздороваться с ним и пройти мимо. Но когда Джавид снял очки, она остановилась и отвечала ему прерывающимся от волнения голосом.

— Если вы поспешите, то догоните их… — И она снова попыталась уйти.

Овчарка Джавида рвалась на поводке и тянулась к Нилам. Джавид бросил сигарету, притянул к себе собаку, а другой рукой, чтобы защитить Нилам, обнял ее.

— Тигр, Тигр, на место! Не бойся, Нилам, он не тронет.

Нилам знала красивых, прекрасно одетых юношей из богатых семей. Но только издали. Никогда в жизни ей не представлялось случая быть с ними рядом. Ей не нравились ухаживания и заигрывания слуг, сторожей, поваров, официантов и мойщиков посуды, а тем более ухаживания этой развалины мунши. Иногда ей очень хотелось одеться так же красиво, как одеваются девушки из богатых семей, что учатся в колледжах, надушиться и пойти побродить с друзьями, сходить в кино, покататься на лодке, проехаться верхом на лошади. Ей хотелось быть рядом с красивым, хорошо одетым юношей, который курил бы дорогие сигареты, от которого исходил бы запах таких же духов, какой доносится, когда открываешь сундук с вещами хозяина. Она не хотела, чтобы от ее спутника пахло горьким дымом дешевого табака, чтобы от его рук шел неприятный запах пригорелой пищи, чтобы он пел глупые и грубые песенки и старался рассмешить ее неуклюжими остротами.

Джавид обнял ее и привлек к себе. Другая рука, в которой он держал поводок, скользнула по талии Нилам. Теперь ее грудь касалась широкой груди Джавида, и она припала к нему. Джавид склонился к ней и поцеловал.

Овчарка зарычала, рванулась в сторону и вырвала поводок.

Только тогда Джавид пришел в себя. Он тут же бросил Нилам и погнался за собакой. Он бежал вверх по склону и кричал:

— Тигр, Тигр!

Нилам не двинулась с места. Не сон ли все это — запах его одежд, аромат сигареты на его губах, еле уловимый запах духов «Вечер в Париже»? Может быть, этот поворот у отеля «Швейцария», эти спуски и подъемы каменистой извилистой дороги, вот те далекие горы, на которые приходится смотреть, высоко задрав голову, — все это сон? И эти густые, огромные и таинственные, как духи, кедры, в вершинах которых ветер насвистывает: «Нилам, Нилам, что же ты делаешь?»

Паланкин с Нафис миновал подножие Брукхилла. Носильщики без устали болтали на своем непонятном горском языке. Нафис молчала. Голова разламывалась от нестерпимой боли, нос распух и стал совсем красным. Насморк измучил Нафис. Ее густые черные волосы красиво выбивались из-под платка и черного шарфа, которым она закрыла шею. У нее была небольшая температура, и ее закутали в ватное одеяло, обшитое красной каймой с золотой вышивкой. Рядом с паланкином с термосом в руках шагал Салман.

— Главное в том, сколько понадобится пудры на твой красный нос, ведь послезавтра званый обед. В технологии косметики успешно разработана проблема превращения белого в красное, но как красное сделать белым?

— Салман, ты мне надоел. Ведь я сказала, что даже не покажусь на этом обеде. — Нафис сморщилась и чихнула в платок. Она сначала услышала, как вскрикнул Салман, и только потом увидела, что мимо, волоча по камням тяжелую цепь, промчалась огромная овчарка. Овчарка проскочила совсем рядом с Салманом. Издали послышался свист и чей-то отчаянный крик:

— Тигр, Тигр!

— Спаси меня боже, — промолвил Салман, машинально отряхивая костюм от пыли. — Мне показалось, что меня толкнула лошадь. Хорошо, что хоть термос уцелел, а то досталось бы мне от тетушки. Боже, но это же Джавид!

Задыхаясь от бега, Джавид спустился с поворота, ведущего к отелю, на дорогу к Брукхиллу и тут столкнулся с ними.

— Привет, — бросил он задыхаясь.

Тигр пробежал вперед, описал несколько кругов и, тяжело дыша, вернулся к хозяину. Высунув язык, роняя на землю слюну, собака принялась обнюхивать паланкин. Нафис попросила убрать собаку.

Джавид ухитрился поймать Тигра за цепь и велел ему идти у ноги. Он спросил, как Нафис себя чувствует.

— Простудилась немного, — сказала Нафис и в подтверждение закашляла.

— Это я заметил. Смотри, как покраснел нос, — сказал Джавид. — Ты лечишься? Или во всем полагаешься на природу?

— Это все мелочи — простуда, лечение, природа, — сказал Салман. — Главную беду вы уже заметили: красный нос. Что будет, если послезавтра на обеде каждый обратит внимание именно на это?

Джавид рассмеялся.

— Есть о чем беспокоиться. До послезавтра еще далеко. Да, Нафис, твоя мама прислала мне записку. Мне приказано обеспечить обед напитками. Будет пир?

— Да. Приезжают мамины и папины друзья.

— А твои?

— А у нее их нет. Бедняжка совсем одинока. Поэты урду называют таких «Юсуфом, отставшим от каравана».

— А вы? — заинтересованно спросил Джавид. — Вы ей не друг?

— Я брат. Кто принимает братьев в расчет? В наше время обращать внимание на братьев считается признаком дурного тона. В них нуждаются только тогда, когда требуется провожатый. Хотя нет, совсем было забыл, есть у нее один друг. Он и мне друг, хотя у него есть один недостаток: не любит ездить в горы; он приедет в горы лишь тогда, когда на горные курорты переберется весь индийский народ. Да и тогда народ, очевидно, скажет ему, что тут уже все забито, теснота неимоверная и лучше было бы ему уехать отсюда, уступить место другим во имя блага народного…

Нафис и Джавид рассмеялись.

Паланкин пополз по склону к Счастливой вилле. Носильщики шли быстро. На подъеме Салман и Джавид отстали.

— Могу я спросить, чем вы занимаетесь? — поинтересовался Джавид.

— Живу. В Канпуре. Меня совершенно не интересует учеба и эти вечные экзамены, но отец приказывает сдавать их, и я сдаю. Когда станет совсем невмоготу, срежусь.

— А чем же вы интересуетесь? — полюбопытствовал Джавид.

— По-настоящему меня интересует лишь выявление чужих секретов, скрытых мотивов поведения людей. Интересно заглянуть и вытащить на свет грязную подоплеку, скрытую внешним лоском общества. Большие возможности для этого дает журналистика. Но мой отец — юрист и твердо убежден, что каждый разумный человек должен обладать дипломом, свидетельствующим о юридическом образовании. Я приехал к матери Нафис лишь затем, что она вступилась за меня. Отец относится к ней с большим уважением. Вот я и подумал, что сумею использовать эту родственную связь и она поможет мне перейти к журналистике.

— У вас с ними, кажется, давняя дружба… семейные связи.

— Да, считайте, что родственные. Мой отец и отец Нафис вместе учились в Аллахабадском университете, мы с Нафис в Лакнау, а если даст бог, то мои дети будут учиться в каком-нибудь университете с детьми Нафис. Чем занимаетесь вы?