Ярмарка любовников - Филипп Эриа Страница 14

Во время товарищеских вечеринок, когда собравшиеся в просторном номере у Лизель парни, сидя на полу в клубах сигаретного дыма, попивая виски и слушая музыку проигрывателя, начинали обнимать своих соседок, Реми, словно заключив с Женевьевой молчаливый договор, не следовал их примеру. По крайней мере, это касалось только их двоих. Женевьева не проявляла такую сдержанность по отношению к другим юношам, красивым или не очень. И Реми в свою очередь не обделял своим вниманием ни одну, даже самую невзрачную из юных палестинок.

И он и она не сговариваясь отступали от своей обычной линии поведения. Казалось, что, если между ними возникнут любовные отношения, они обретут какой-то иной смысл.

Однажды неожиданно для себя он увидел Женевьеву в чужом незнакомом доме, куда с неохотой пошел на вечеринку. Она стояла у книжного шкафа, приоткрыв застекленную створку, и перелистывала старые книги.

– Надо же! Это ты? – удивилась она. – Посмотри какая книга. Ты не находишь, что этот маленький Гулливер просто прелестен?

Он остановился около нее. До этого момента ему на вечеринке было скучно.

– И мне так кажется, – призналась она.

Они были в гостях у подруги Жоржи Патена, принадлежавшей к сливкам общества, родители которой перед отъездом оставили в ее полном распоряжения дом и прислугу. И она устроила дружескую вечеринку. Однако ей не следовало приглашать одновременно молодых людей из высшего общества и банду космополитов из Жюсье. Молодые люди из высшего света поначалу сделали вид, что им симпатичны парни в одежде, модной на Монпарнасе, и девушки со всех концов света в свитерах и в обуви на низком каблуке. Но обитатели Жюсье держались особняком, танцуя только в своем узком кругу. Уязвленные светские молодые люди поскучнели. Они ожидали подходящего момента, чтобы с достоинством удалиться. А студенты только и мечтали поскорее от них избавиться.

– Когда часы пробьют двенадцать ночи, будет веселее, – сказал Реми.– Вивиана пригласила этих снобов только из-за прислуги. Но она хочет, чтобы мы остались. Чужие уйдут, и мы сможем поужинать в тесной компании.

– Принеси что-нибудь выпить, – попросила Женевьева, – и прихвати стаканы.

– Закрой дверь, – произнесла она, когда он вернулся.– Садись, здесь нам никто не помешает.

В комнате стояли удобные, обтянутые кожей мягкие глубокие кресла с высокими спинками. Ровные ряды книг закрывали стены, обитые гобеленом. Светильники в форме больших китайских ваз под шелковыми расписными абажурами распространяли нижний свет. Все вокруг дышало благополучием, стабильностью, как бы отгораживая от внешнего мира, и свидетельствовало о размеренной жизни хозяев, знаменуя вершину успеха.

На столе в рамках эпохи Людовика XVI стояли две фотографии, на которых застыли на белом фоне бородатый мужчина в мантии и в судейском колпаке на голове и дама с высокой прической и с едва прикрытой прозрачной тканью грудью.

– Я как раз хотела, – произнесла Женевьева, – с тобой поговорить.

– Да?

– Да… Я хочу попрощаться с тобой. Я уезжаю.

– К родителям?

– Нет, совсем наоборот. Родители отказались высылать мне деньги. Вот уже три месяца, как я ничего от них не получаю.

– Почему же ты ничего мне не сказала? Я начал зарабатывать. Да и отец немного смягчился. Я бы тебе одолжил. Сколько тебе надо?

От удивления Женевьева улыбнулась. Казалось, она подумала, что он совсем не похож на остальных обитателей Жюсье.

– Нет, – ответила она, – спасибо. Я уже нашла другой выход. На этот раз с семьей покончено. В августе, когда я была у них, мне пришлось отказать четвертому жениху. Отец пришел в ярость и наговорил много неприятных слов. Я уехала. И что же теперь?.. Работать? Но сейчас не так-то легко найти место. К тому же я ленивая, и это мне хорошо известно. Я люблю праздность, комфорт, материальное благополучие, автомобильные путешествия, дорогие гостиницы. Люблю также деньги, чтобы иметь возможность покупать красивые вещи, книги. А работа и трудная жизнь… Возможно… Но только не в одиночестве. Я знаю: у меня есть способности. Ведь мне не составило особого труда сдать экзамены. Я бы вполне могла стать адвокатом или писательницей. Но, повторяю, только не в одиночестве. Мне нужно, чтобы кто-то был рядом со мной.

Взглянув на Реми, она сделала глубокую затяжку и, запрокинув назад голову, пустила дым в потолок. Затем добавила:

– Кто-то, кого бы я могла любить.

Реми не прерывал ее. Он подумал, что она говорит не так, как принято в их кругу. От него не ускользнуло также, что ее слова звучат по-особому, словно она вкладывает в них некий потаенный смысл. «Она говорит о конкретном человеке, – подумал Реми.– Кто бы это мог быть? Уж не я ли?»

– Итак, – продолжала Женевьева, – вот что я решила. Один человек уже давно предлагает мне свою дружбу и покровительство. Но должна сразу сказать: до сих пор между нами ничего не было. Он богат, свободен и, кажется, не на шутку влюблен. Я согласилась уехать с ним. Он берет меня с собой. Мы отправимся в путешествие.

– Ты мне позволишь нескромный вопрос: он молод?

– Не так чтобы очень. Ему под сорок-сорок пять. Но ты же знаешь, каковы эти молодые…

– Да… Так ты выходишь за него замуж?

– Да нет. Его свобода весьма относительна: он вдовец. Однако если мы поженимся, то попадем в двусмысленное положение. Он – отец моей подруги.

– Что?

– Да, – с невозмутимым видом произнесла Женевьева.– Моей подруги по факультету права. Он часто увозил нас по вечерам. Мы вместе ужинали, танцевали. Месяц назад дочь ему рассказала о моих неприятностях. Он спросил, согласна ли я принять его помощь. Я его поняла и согласилась.

– Согласилась на что?

– Ну… На то, чтобы он меня содержал.

– Тогда скажи, – произнес Реми, – он тебе нравится? Потому что тебе придется…

Он не закончил фразу, охваченный странной стыдливостью. Она улыбнулась.

– Видишь ли, – ответила она, – женщина может принимать любовь мужчины, которого не любит! Принимать… или терпеть. Конечно, в том случае, если мужчина ей не противен физически. А он даже весьма приятный человек. Он следит за своей внешностью. И прекрасно выглядит. Я могу тебе сказать одно: если бы обстоятельства приняли другой оборот, если бы этот человек просто за мной ухаживал, и не больше того, иначе говоря, если бы я не оказалась в столь затруднительном положении, я не уверена, что приняла бы его предложение. Нет, конечно, я никогда не думала…

В этот момент вошла Вивиана и сообщила, что стеснявшие их гости удалились и она отпустила домой прислугу.

– Мы сами накроем стол, – заявила она, – пошли! Эрик с сестрой переодеваются. Они бывают такими потешными. Я отвела их в гардеробную моей матери.

Реми и Женевьева некоторое время еще сидели вдвоем. Они молчали. Пролегающая между двух кресел связующая их нить продолжала вибрировать еще некоторое время. Реми почувствовал, как болезненно напряглись его мышцы. Ему было нехорошо. Он чувствовал, что его сердце едва билось.