Там, где кончается река - Чарлз Мартин Страница 14

Гэри прав. Эбби так долго употребляла разные препараты, что сделалась нечувствительна к ним. То есть ей требовалась большая доза лекарства, чтобы достичь должного эффекта. Ничего страшного, если бы боль не усиливалась. Но поскольку боль все возрастала, наша способность бороться с ней постепенно снижалась. Гэри сложил руки на груди.

— Как лечащий врач Эбби, я обязан тебя предупредить. Если применять его долго, дексаметазон вызывает язву желудка, внутренние кровоизлияния, сердечную недостаточность, обезвоживание и глаукому. Не считая этого, все в порядке.

Я пожал плечами:

— Сомневаюсь, что мы будем применять его долго.

Он сунул руки в карманы и посмотрел в сторону улицы.

— И еще…

— Что?

— Ты не увидишь приближение конца. Точнее, сначала услышишь, а потом увидишь. И тогда начинай обратный отсчет. Проблема в том, что у этой пороховой бочки не видно фитиля. — Он указал на сумку. — Дексаметазон… одна инъекция снимет боль, две вырубят ее на целый день, а три… ну…

Я понял, что он пытается сказать.

— Спасибо, Гэри.

— Если хочешь что-нибудь сказать, не тяни.

— Закрой глаза.

— Что?

— Просто закрой глаза. У меня для тебя подарок.

Он послушался, и я изо всех сил треснул его в левый глаз. Гэри грохнулся на пол.

— Зачем ты это сделал?!

Я помог ему встать.

— Тебе придется что-нибудь соврать, когда будешь рассказывать эту историю менеджеру. — Я указал на опухший глаз. — Теперь у тебя есть доказательство.

— Надо было меня предупредить!

— Прости. — Я протянул ему «Актик». — Возьми, это снимет боль.

— Очень смешно.

Я спустился с крыльца.

— Досс, ты понимаешь, что творишь?

Я пожал плечами:

— Не совсем. Просто знаю, что не могу здесь оставаться.

Он покачал головой:

— Не завидую тебе.

— Увидимся, Гэри. Прости, что ударил.

— И еще кое-что…

— Что?

— Сейчас в медицинском сообществе как раз обсуждается вопрос о том, что есть предельная доза наркотического вещества. Все эти разговоры об эвтаназии… Мы постоянно спрашиваем себя, в какой именно момент врачи перешли черту и, вместо того чтобы бороться с болью, стали тихо отправлять пациентов на тот свет. Ты меня понимаешь?

Я кивнул.

— Поскольку на Эбби лекарства почти не действуют, ей потребуются большие дозы. Если… если ты дашь ей то, в чем она нуждается… в итоге тебя обвинят… Короче говоря, учитывая то, что лежит в твоей сумке, и то, что будет плавать в крови Эбби, ты окажешься за решеткой до конца жизни.

— Спасибо, Гэри.

Я привязал аптечку к сиденью. Потерять можно было что угодно, кроме нее. И наверное, пистолета. Я шагнул в лодку, погрузил конец весла в воду и оттолкнулся. В кармане зазвонил мобильник. На экране высветилось слово «сэр». Я этого ожидал, поэтому сунул телефон обратно в карман и перестал обращать на него внимание. Когда мы с Эбби только поженились, я ухитрялся избегать надзора. Через несколько минут мобильник зазвонил опять.

Эбби шепнула из-под брезента:

— Лучше ответь. Сам знаешь, он терпеть не может, когда его заставляют ждать.

Когда телефон зазвонил в четвертый раз, я ответил. Тесть заговорил со мной таким тоном, каким обычно обращался к членам сената, сидящим в другом конце зала. Этот голос часто слышали по Си-эн-эн.

— Где Эбигейл Грейс?

Длинные имена — норма в Чарлстоне. Большинство представителей высшего общества носят как минимум два имени. Это наследство золотых дней Скарлетт О'Хара и не самое тактичное напоминание о том, что твой собеседник принадлежит к благородному сословию. Когда сенатор привез Эбби в Эшли-Холл, он настоял, чтобы его дочь называли полным именем — дабы возвысить ее над «массой» и выделить из толпы соучениц. Колмэн, один из самых молодых губернаторов в истории США, не сомневался, что по его приказу все запрыгают, поэтому окружил себя соответствующими людьми. Но Эбби, девочка с косичками, ни о чем полезном не задумывалась. Она не работала на сенатора. И у нее не было иных желаний, кроме как быть его дочерью. Эбби плевать хотела на титулы. И тогда началась война.

С самого начала они жили в постоянном напряжении. На публике, разумеется, все приличия соблюдались. Эбби уступила отцу в этом. Таков Чарлстон — нужно сохранять лицо. Но стоило лишь прислушаться к тому, как она произносит «папа», чтобы все понять.

Когда я познакомился с Эбби, она оказалась не такой, как я ожидал. Да, она была дочерью сенатора, рожденной в роскоши и воспитанной в Эшли-Холле, в стенах которого до сих пор эхом звучали голоса чернокожей прислуги. «Я в Чарлстоне рождена и в Чарлстоне выросла, и когда умру, то сделаю это по-чарлстонски». Но при этом Эбби чувствовала себя свободно и на пляже в бикини и рваных шортах, и на балу Ирландского общества в жемчугах и длинных белых перчатках. Как ни странно, она гармонично вписывалась в эти два мира.

Мисс Оливия, которая меняла ей подгузники и занималась воспитанием, пока сенатор был поглощен предвыборной гонкой, рассказывала, что в первом классе Эбигейл Грейс Элиот Колмэн топнула ножкой и спросила: «Почему нельзя говорить «Эбби»?» По мере того как накалялась ситуация, она урезала свое имя. С третьего по шестой класс она называла себя «Эбби Грейс». Стильно и в то же время прилично. Также это перекликалось с заглавной ролью в мюзикле «Энни», которую она играла в театре на Док-стрит.

В средней школе, когда началась ее карьера фотомодели, благодаря чему Эбби оказалась в национальных каталогах одежды и замелькала в местной рекламе, имя пережило очередное сокращение и превратилось в Эбби Джи. Отец пришел в ярость, но теоретически имен по-прежнему было два, а потом, Эбби Джи использовалось лишь в неформальной обстановке, то есть не при нем. Он решил, что дочь вырастет и поумнеет.

Когда она училась в старшей школе, ей звонили молодые люди, питавшие надежду пригласить дочь сенатора на выпускной бал, и звали к телефону Эбби. Отец в ответ клал трубку на рычаг. Как бы то ни было, шестнадцатилетняя Эбби пошла дальше и, чтобы позлить отца, приняла предложения двух крупнейших производителей купальников в стране. После фотосессии она отправилась в Нью-Йорк, где вместе со своим агентом (адвокатом, которого послал с ней отец) встретилась с директорами косметических и парфюмерных компаний, ведущими спортивных телеканалов, а также представителями известной фирмы нижнего белья.

Когда дочь училась в выпускном классе, сенатор обнаружил, что учителя обращаются к ней — Эбби. Потом стало еще хуже. Однажды утром в воскресенье, после двух чашек кофе и булочки из отрубей, сенатор листал спортивный журнал и наткнулся на фотографию дочери в купальнике. Журнал полетел в помойное ведро.