Нежность Аксель - Франсуаза Бурден Страница 14

— На допинг?

— Да. И еще проверяют вес наездника.

— Выходит, перед скачками его не взвешивают?

— И перед, и после, если лошадь пришла к финишу.

— Зачем? Это смешно! Ведь не похудеет же он за пять минут!

На ходу Аксель терпеливо объяснила:

— Вес фиксируется по отношению к коню. Если у наездника есть преимущество в весе, он возьмет дополнительный груз, чтобы уравнять шансы с соперниками. Но даже более грубые подошвы на обуви не могут существенно увеличить вес. Поэтому бывает, что под стельку кладут свинцовые пластинки.

— А, понимаю! Можно избавиться от свинца, выбросив пластинки перед стартом в кусты?

— Примерно так…

Она на секунду остановилась и посмотрела на Ксавье.

— Вы вовсе не обязаны сопровождать меня. Мне кажется, что скачки вас усыпляют. Вы вправе уйти.

— Нет, посмотрю до конца, раз уж приехал.

Аксель с раздражением кивнула головой. Иногда владельцы бывают ничего не смыслящими любителями, но они хотя бы делают вид, что им это интересно. А Ксавье Стауб откровенно скучал.

В помещении для взвешивания она обменялась несколькими словами с Антоненом, который разделял ее оптимизм относительно Жазона, и поздоровалась с двумя тренерами и спортивным комиссаром бегов, не утруждая себя тем, чтобы представить им Ксавье. Возможно, он теперь долго и ногой не ступит на ипподром, к чему заставлять его пожимать руки незнакомым людям?

— Если у вас нет других участников, — неожиданно объявил Ксавье с наигранным весельем, — мы могли мы пойти отметить второе место Жазона. Со стороны Отейских ворот есть какие-нибудь бистро, где можно выпить по стакану вина?

— Отейских ворот? — переспросила изумленная Аксель. — Здесь есть все, что нужно. Бары, чтобы…

— Нет, здесь вы слишком многих знаете, нас будут постоянно перебивать!

При мысли, что сейчас уйдет оттуда, где ему явно было не место, Ксавье обрадовался и заулыбался. Аксель поколебалась секунду, но потом согласилась. Действительно, по традиции следовало отметить удачные бега, и даже если ей не хотелось оставаться в компании Ксавье Стауба ни минутой дольше, чем необходимо, она не могла отказаться выпить с ним.

— Я приехал на метро, а вы? — неожиданно спросил он.

— Конечно, на самокате. Впрочем, Мезон-Лаффит не так уж и далеко!

Ответ прозвучал иронически, но, вместо того чтобы обидеться, Ксавье продолжал улыбаться.

— Ладно, — вздохнула она, — сейчас возьмем мою машину на стоянке, беру на себя дорогу.

Десять минут спустя она нашла место на площади Отей, у кафе, витрина которого выглядела не слишком привлекательно.

— На ипподроме было лучше, — напомнила она.

Они прошли в маленький темный зал, где хозяин не слишком-то любезно согласился подать им два бокала шампанского.

— За Жазона, за девятый номер! — с довольным видом провозгласил Ксавье.

Аксель отпила глоток, ничуть не удивившись, что шампанское не было ни хорошим, ни холодным.

— Зачем вы приехали? — спросила она, глядя на Ксавье. — Не похоже, что вы хотели сделать приятное отцу.

— Это правда. Но откажись я, матери бы пришлось несколько недель слушать об этом! Похоже, я — любимая тема их разговоров. Когда им не о чем поговорить, они, по крайней мере, могут бесконечно ссориться из-за того, что я сделал или не сделал…

— Ей следовало самой приехать.

— Мой отец считает, что лошади — не женское дело. Вы и представить себе не можете, каких усилий ему стоило вас воспринять всерьез. Потребовалось все умение вашего деда убеждать и его репутация. То есть репутация вас обоих.

— Это вопрос не репутации, а результатов, — сухо возразила она. — Впрочем, я могла бы и не оправдываться!

Она залпом опорожнила бокал, желая как можно скорее прервать скучный разговор и уйти из этого отвратительного бара.

— Еще? — предложил Ксавье.

— Зачем? Вам оно показалось вкусным? Послушайте, я должна возвращаться.

— Подождите, еще хотя бы пять минут.

Он подал знак хозяину, который с насмешливой улыбкой снова наполнил их бокалы. Как только он отвернулся, Ксавье прошептал:

— Вы прекрасно понимаете, что никто не купит у него начатую бутылку.

— Если это благородный поступок, я преклоняюсь, — проворчала Аксель. — Но мне еще сидеть за рулем, не хочется лишиться прав.

Порывшись в сумочке, она вытащила кошелек и положила на стол деньги.

— Когда ваш отец должен вернуться из Соединенных Штатов?

— Послезавтра. На ближайших скачках вы обнаружите его у себя за спиной, если только ему не нужно будет отправиться еще куда-нибудь.

Она поднялась и протянула ему руку.

— Нет, — возразил он, — я ухожу с вами, один я здесь не останусь!

Оказавшись на улице, он добавил:

— Это была глупая мысль, я убедился. Наверняка в этом квартале есть более приятные места, но я их не знаю.

Он проводил ее до машины и придержал дверь, пока она устраивалась за рулем.

— Я хотел спросить… А что, если мы создадим качественное программное обеспечение для тренеров?

Аксель, обескураженная, покачала головой.

— Программное обеспечение? Но для чего?

— Составлять списки достижений и выигрышей, планировать работу, рисовать сравнительные таблицы и тому подобное. Цифры более выразительны, если их упорядочить!

— Господин Стауб, я…

— Ксавье, ведь мы договорились.

— Да, Ксавье, в моем компьютере этого нет, и, знаете, я прекрасно обхожусь. Желаю приятно провести вечер!

Она нажала на газ, заставив его закрыть дверцу. Через пять минут она ехала по мосту Сен-Клу в направлении автотрассы, ведущей на запад. Терять время с владельцами лошадей было частью ее работы, но тот час, который она провела с Ксавье Стаубом, — это просто уму непостижимо!

«Жазон, девятый номер! Этот тупица воображает, что лошадь всю жизнь будет под одним номером! Боже мой, похоже, отец все-таки лучше! А что до его программного обеспечения…»

Может, он настаивал на выпивке, чтобы продать ей компьютерную программу? Эта мысль вызвала улыбку, но скоро Аксель забыла о ней. Как всегда, ее ждали тысячи срочных дел, и она действительно спешила вернуться домой. Переодеться, обойти конюшню, позвонить Бенедикту, который снова уехал в Лондон. А когда фургон для перевозки беговых лошадей Общества конных перевозок возвратится из Отей, выгрузить лошадей и убедиться, что они не поранилась в машине. Наконец, поужинать с Констаном.

Перспектива сегодняшнего вечера заставила ее задуматься. Конечно, она очень любила смотреть, как Констан готовит, и слушать его отчет за день, но разве нормально в двадцать семь лет жить с дядей и дедом? Иногда друзья советовали ей снять студию, стать независимой, но она считала невозможным оторваться от лошадей. К тому же она совершенно не представляла, как можно покинуть несуразный дом с выступами. Честно говоря, у нее не было необходимости завоевывать свободу, которой ее никто и не лишал. Бенедикт позволял ей жить по своему усмотрению, никогда не расспрашивал о личной жизни, значение имела только работа. С какой же стати уходить? Чтобы поступать, как все? Но Монтгомери были другими, не типичными, они были вне нормы!