Сорока - Валентина Седлова Страница 14

Только в больнице, где Майка проходила практику, она наконец-то пришла в себя после гонки, которую сама себе и устроила, и, трезво сопоставив свои желания и способности с реальностью, решила, что медицина все-таки не для нее. Хорошенько посидев за учебниками, она неожиданно легко поступила на журфак МГУ, где и познакомилась с Ксюшей.

Сорока, когда Майя рассказала ей эту историю, не забывая поминутно загонять Ксению обратно в кровать, не удержалась и спросила:

— А у вас с Сашей что-то было?

— Можешь смеяться, ничего.

— Как это?

— А так. Нам было достаточно простого общения друг с другом, а с физической близостью мы, как само собой разумеющееся, решили подождать до первой брачной ночи.

— И что, Саша ни разу не пытался как-то изменить вашу договоренность?

— Нет, не пытался. В чем-то он был точно таким же ребенком, как и твой Барс. Представить меня своим родителям у него смелости хватило, правда, только на десятый год нашего знакомства, а вот отстоять свое решение остаться в России — нет.

— И что, ты больше ни разу о нем не слышала?

— Почему же не слышала. Он до сих пор присылает мне письма.

От изумления Сорока даже не нашлась что сказать (редкий случай!).

— И не надо смотреть на меня такими круглыми глазами! Первое письмо он прислал месяца через два после своего отъезда, потом писал каждый месяц, сейчас — раз в три-четыре месяца. Он поступил в частную Школу искусств, рисует день и ночь, по совету отца начал встречаться с какой-то девушкой — не то Бригиттой, не то Брунгильдой. В общем и целом стал благовоспитанным и послушным сыном, неукоснительно исполняющим волю своих родителей.

— И что, ты по нему совсем не скучаешь?

— Знаешь, да. Если бы он вернулся ко мне в первые полгода после отъезда, у нас еще, может, что-нибудь и вышло, но сейчас я не чувствую к нему ничего, кроме жалости. Ему так и не дали стать взрослым. А то, что было между нами, уже так далеко, что кажется какой-то книжной историей. Я даже не помню, какой у него голос, какого цвета его глаза. Не помню, что я испытывала по отношению к нему, по крайней мере не могу пережить это заново, когда смотрю на его фотографии.

— Да, невесело.

— Эй, подруга, ты-то чего нос повесила? Наслушалась страшных сказок на ночь и давай переживать! Это уж совершенно ни к чему. Я уже года три как об этой истории только в кошмарных снах вспоминаю, так что давай-ка сменим тему.

Больше к этому вопросу девчонки не возвращались, негласно решив, что некоторые истории лучше не вытаскивать из пыльных сундуков, где им самое место.

Вскоре Ксения поправилась, вернулась на факультет. Благодаря Майкиным стараниям она имела на руках все конспекты за пропущенные лекции и догонять группу ей не пришлось. А еще через месяц, досрочно сдав на пару с Майкой всю сессию (пришлось даже идти к декану за специальным разрешением), девчонки вместе с Барсом уехали в гости к Вадиму на дачу встречать Новый год.

Дача больше всего напоминала обычную деревенскую избу, только из новых бревен и пахнущую свежей смолой. Дерево еще не успело потемнеть и словно лучилось изнутри, что вызывало у Сороки совершенно детский восторг. Электричество сюда еще не провели, и скромное убранство избы освещали десятка два свечей — покупных и самодельных. Когда кто-то двигался, по стенам начинали плясать совершенно фантастичные тени, и вся обстановка более чем соответствовала поводу, по которому ребята здесь собрались.

Еще днем девчонки вылепили из снега Деда Мороза и Снегурочку, а чтобы сходство было полным, раскрасили их гуашевыми красками. Потом с помощью Барса и Вадима подтащили оставшиеся после строительства бревна так, чтобы получилось что-то вроде скамеек вокруг костровища (в лесу подобные сооружения почему-то назывались «Пентагон»). Елка, самая настоящая, росла прямо на территории дачного участка (еще не успели вырубить), и вся шумная компания, смеясь и толкаясь, развешивала на ней все, что хоть отдаленно напоминало елочные игрушки. В состав таковых попали: пластиковый шнурок, живописно завязанный бантиком, старый ботинок, пять пустых консервных банок, осколки разломанного пластмассового ведерка, дырявая эмалированная кружка и все остальное содержимое местной помойки, годное к развешиванию.

Ближе к вечеру ребята прилегли подремать. Добротная русская печь уже настолько прогрела избу, что ходить в ней в чем-то теплее футболки было просто невозможно. Даже предусмотрительно захваченные спальники оказались ненужными.

Через час, проснувшись, начали накрывать на стол. Сначала с видом заговорщика Ксения достала из рюкзака и расстелила на столешнице ослепительно белую скатерть. Майя вслед за подругой извлекла из объемного баула бережно упакованные хрустальные бокалы. Судя по всему, праздник начинал удаваться.

Когда закуска была расставлена, хлеб нарезан, а шампанское опущено в сугроб за порогом, подружки, хитро перемигнувшись, исчезли в соседней комнате. На все попытки парней выманить их оттуда девушки отвечали решительным отказом и просили еще немного подождать. Когда же минут через сорок терпение Олега и Вадима подошло к концу, двери комнаты наконец открылись, и девушки предстали перед парнями. Но в каком виде! И та, и другая стороны решили сразить друг друга наповал, для чего Майка и Ксюша облачились в мини-юбки, сетчатые колготки, босоножки на шпильках и коротенькие топики, больше напоминавшие верх от бикини. Про макияж и говорить нечего: одна взяла за основу разработку визажистов под названием «кошачий глаз», другая — не менее экстравагантную «ламбаду». Правда, девушек тоже ждал сюрприз, и их изумленным глазам предстали их спутники, облачившиеся в строгие вечерние костюмы с галстуками-бабочками — гулять так гулять! Галстуки подкосили девчонок окончательно, и они, забыв о том, что сами хотели поразить ребят своим внешним видом, восхищенно заохав, бросились к своим спутникам. Через минуту Олег с Вадимом уже были не рады, что решили одеться подобным образом, поскольку подружки на пару обнаружили, что галстуки держатся на обыкновенных резинках, и начали их оттягивать и отпускать, вызывая на лице мужчин гримасы страдания. Переглянувшись, они одними глазами сказали друг другу все, что думают по этому поводу, и одновременно сняли бабочки со словами: «Посмотрели, и будет!»

Новый год компания встретила под радио, сообщившее им радостную новость о наступлении полуночи, а с ней и нового отсчета дней. Потом, одевшись потеплее, вышли на улицу и развели костер. Замаринованный еще в Москве шашлык ждал в кастрюле своего звездного часа. Пока березовые дрова горели, образуя столь нужные угли, Вадим устраивал фейерверки, запускал петарды, взрывал хлопушки. Весь снег вокруг был усеян разноцветным облаком конфетти. Девчонки тоже приняли участие в праздничном салюте, им доверили запустить ракеты. Майка легко, словно играючи, вскинула дедовское ружье хозяина и, плавно нажав на курок, выпустила в небеса красную звезду. С Сорокой дело обстояло сложнее, она до чертиков боялась огнестрельного оружия, и чтобы она сделала свой выстрел, Барс вместе с Вадимом и хохочущей Майкой уговаривали ее полчаса. В итоге она неверными руками подняла ружье к небу, нажала на курок… и оказалась в ближайшем сугробе. Зеленая ракета, выпущенная ею, описывала высоко над головами ребят плавную дугу. Ксения с перепугу категорически проигнорировала советы прижать ружье как можно ближе к плечу, и ее жизненный опыт в этот день пополнился понятием «Отдача, или Держите меня семеро, а то восемь не удержат».