Золотая химера Борджа - Жюльетта Бенцони Страница 14

После ужина мистер Уишбоун удалился наверх укладывать чемоданы. А Морозини, который на протяжении всего ужина наблюдал, как разгорается воинственный огонек в глазах медового цвета — никто бы не осмелился назвать глаза Мари-Анжелин желтыми! — сообщил, что прогуляется и повидает Адальбера, который, как он знает, никогда не ложится спать рано.

Было уже поздно, ворота парка Монсо давно заперли, так что Альдо нужно было сделать немалый крюк, чтобы попасть на улицу Жуфруа. И он сел в машину, которую теперь непременно брал напрокат каждый свой приезд, чтобы не искать такси. Ведь эти такси имеют обыкновение исчезать, когда ты торопишься… И все же Альдо не без грусти вспоминал старого друга Карлова, в прошлом кавалериста, полковника царской армии, который и машину вел, словно ехал на коне во главе полка, но после аварии вынужден был перейти в автомеханики и купил себе пополам со своим соотечественником гараж.

Как только Альдо вышел за порог, Мари-Анжелин дала волю своему дурному настроению, до сих пор сдерживаемому властным взглядом мадам де Соммьер, которая не хотела услышать от своей компаньонки какую-нибудь бестактность.

— Так я и знала! — воскликнула она сразу же, как только услышала, что внизу хлопнула дверь. — Мне сердце подсказывало, что ничего хорошего нам этот коровий пастух не принесет! Если уж прозвучала фамилия Белмон, я могу поклясться…

— Не клянитесь, — оборвала ее кузина-маркиза, с силой стукнув палкой о паркет. — Я категорически запрещаю превращать мой дом в поле битвы. Семья Белмон — близкие друзья Альдо и Адальбера, и, если мой племянник пожелает, мы их непременно примем у себя. Впрочем, как я поняла, речь пока шла только о господине Белмоне…

— Возможно. Но как я уверена, что наш гость Уишбоун уже имел дело с Белмоном, так я уверена, что Белмон приехал в Париж не один. А эта Полина…

— Не продолжайте, План-Крепен! Даже если вы снова правы и Полина Белмон переступит порог нашего дома, что вполне может быть, и даже в очень скором времени, я считаю нужным вам напомнить, что нашей гостьей будет замечательная женщина, знаменитая художница, к которой я чувствую самое искреннее расположение. Она необыкновенно сердечна, умна, красива и…

— До потери сознания влюблена в Альдо!

— Возможно…

— Не возможно, а очевидно.

— Для вас, План-Крепен. Лично я никогда не видела, чтобы эта дама бросалась на шею Альдо и покрывала его поцелуями. Зато я видела, как поцеловались Полина с Лизой, когда встретились у покойного Вобрена. Поэтому я настаиваю: такт, любезность и сдержанность, если не хотите отправиться дышать свежим воздухом в горы, к кузине Приске. Кстати, хорошая мысль, надо бы повезти к нашей кузине славного Уишбоуна. Коровы и бычки Сен-Адура должны ему понравиться. А что касается вас, План-Крепен, то я не шучу: или вы сидите тихо и спокойно, или отправитесь навещать Приску!

— Неужели мы так поступим? — сумрачно осведомилась Мари-Анжелин.

— Без малейшего колебания! Даже если госпожа Белмон или баронесса фон Эценберг или Полина — называйте ее как хотите! — сумела занять маленький уголок в сердце Альдо, он никогда не переставал и не перестанет любить свою жену!

Тяжкий вздох Мари-Анжелин стал точкой, завершившей эту беседу.

Альдо не ошибся: полночь была для Адальбера слишком ранним часом, чтобы ложиться в постель. Теобальд, его верный слуга, мастер на все руки, разделял мнение хозяина. Теобальд встретил ночного гостя с посудным полотенцем в руках и широкой улыбкой на лице.

— Я не сомневался, что не пройдет и месяца, как я буду иметь удовольствие снова видеть у нас его светлость! — радостно вскричал он.

— Как дела, Теобальд?

— В порядке, все в порядке, благодарю вашу светлость. Господин Адальбер у себя в кабинете, работает над книгой…

Но господин Адальбер уже появился сам, услышав тройной звонок, каким обычно позвонил Альдо.

Египтолог, всегда одетый с иголочки, — но, разумеется, не тогда, когда работал на раскопках! — позволял себе дома куда большую свободу и носил старую, но такую уютную бархатную коричневую куртку с браденбурами [6], пижамные штаны и мягкие тапочки.

— Добрый вечер! Я как раз подумывал: что там у тебя? Как прошел аукцион? Хорошо? — спрашивал Адельбер, вынимая изо рта любимую трубку, с которой не расставался. — Теобальд, принеси нам кофе в кабинет.

Но, приглядевшись к другу, добавил:

— Кофе, может, и не обязательно, но обязательно арманьяк.

— Лучше то и другое, — сумрачно подтвердил Альдо.

— И поторопись. И что же с нами произошло? Почему мы так озабочены?

— Берешь пример с План-Крепен? Перенял ее манеру? — пробурчал Альдо, опускаясь в черное кожаное кресло «Честерфилд», да, конечно, весьма старое, но такое удобное! В нем проведено так много приятных часов…

— Ты имеешь в виду множественное число? И не думал! Просто, хоть ты и не заметил, я в последнее время принимаю участие почти в каждом твоем приключении. А скажи, где же твой американец?

— Если не спит, то собирает чемоданы. Завтра отплывает на «Париже».

— Неужели? А как же его визит к Картье?

— Никаких визитов. Он узнал, что злосчастная химера вовсе не покоится среди останков «Титаника», впрочем, как и все остальные драгоценности графини д’Ангиссола. Графиня была убита, когда пароход начал тонуть, и все ее драгоценности похищены.

— Ты узнал об этом в Друо?

— Где же еще? Мы узнали об этом, когда был прерван аукцион. Представляешь, аукцион был прерван!

Проглотив одним глотком кофе и согревая в ладонях пузатую рюмку с арманьяком, Альдо коротко, но точно передал все, что произошло в знаменитой зале Друо. Однако приберег напоследок кое-какие эффектные подробности. Например, не сказал, кто именно сопровождал прервавшего аукцион комиссара Ланглуа.

— Ну и что здесь такого? — воскликнул Адальбер, который тщательно прочищал трубку перед тем, как набить ее снова. — Не вижу причин для трагедии! Если не хочешь ввязываться в это дело, предоставь его американцу. Пусть бегает за своей химерой сколько хочет, пока не надоест!

— Видишь ли, мне кажется, что у меня нет выбора, что я уже влез в это дело по уши. Я еще не сказал тебе, как зовут американца, который сопровождал комиссара…

— А это важно?

— Суди сам. Его зовут Джон Огастес Белмон, а горничная, которая избежала кораблекрушения, служит сейчас у Полины. А Полина не только родственница покойной графини, но и ее крестница, и именно ей предназначались все эти драгоценности.

— Но это же черт знает что!

— Вот именно! Видишь, ты точно такого же мнения, без всякой моей подсказки, — не без внутреннего удовлетворения произнес Альдо.

— И что же мы будем делать?