Возлюбленная Казановы - Елена Арсеньева Страница 14

Кровать поднималась чем выше, тем скорее, и вот из отверстияуже показались головы трех бандитов. Лица их недосуг было разглядывать; покоманде Августы табуреты опустились на двух негодяев, однако третий успелвыскочить из провала прежде, чем Августа вновь взметнула свое оружие. Он былтак силен и ловок, что отшвырнул княгиню вместе с табуретом в угол и повернулсяк Лизе, широко расставляя клешнястые руки, словно норовя обнять. В полусветезанимающегося утра его лицо было землистым, набрякшим, будто у вурдалака,только что восставшего из своей могилы.

Сделав несколько обманных движений, он вцепился в табурет итак яростно рванул, что в руках Лизы осталась перекладина. Обломки табуретаполетели в сторону, ненароком угодив на кровать, где по-прежнему были простертыокровавленные тела двух разбойников. Послышался сдавленный стон. Поняв, что ещепуще покалечил своих же сотоварищей, бандит и вовсе рассвирепел.

Выхватив из-за пояса тускло блеснувший кинжал, он метнулсябыло к Лизе, но тут Августа, успевшая прийти в себя и подняться, издала стольпронзительный визг, что бандит всполошенно завертелся на месте.

Лиза оглянулась и ахнула.

Августа подхватила с полу шпагу и встала в позицию словкостью заправского дуэлянта.

Согнув в коленях голые ноги и прищелкивая, будтокастаньетами, пальцами левой руки, воздетой над взлохмаченной головой, онабыстро приближалась к разбойнику, переступая с пятки на носок. Глаза ее азартносузились, верхняя губа ощерилась, из горла вырвался протяжный звук,напоминающий охотничье улюлюканье, словно Августа была сейчас выжлятником,шпага – исправно натасканным выжлецом, а растерянный разбойник – волком.

Он отступал и отступал, скосившись на острие, пляшущее передсамым его лицом. Право, шпага чудилась продолжением руки Августы, столь точноловила она всякое движение негодяя, который, однако, все еще оставался опасен,ибо в руке его был зажат нож.

Лиза кинулась к валявшемуся в углу табурету, желая помочьАвгусте, однако тело, торчащее в стене, вдруг отодвинулось назад (в некийгорячечный миг Лизе даже померещилось, что труп сам собою уползает с полясражения!), щель снова расширилась, и из нее, как пробка из бутылки, спроворством, вовсе неожиданным для ее обрюзглой фигуры, выскочила желтолицаястаруха, ядовито посверкивая глазками, еле различимыми меж морщин.

Крик застрял в горле Лизы…

Старуха, распялив рот в ухмылке, неспешно двинулась к ней;Лиза отступала шаг за шагом, пока не наткнулась на стену.

Едва удалось оторвать глаза от мертвенного взора, но тут жеони приковались к сморщенным пальцам, комкающим край грязного передника. В этомбыло что-то особенно отвратительное… Чудилось: клубок змеенышей копошится вподоле старухи!

Колени вдруг подогнулись, и Лиза села, где стояла, бессильнопривалившись к стене.

Внезапный приступ тошноты скрутил ее. Жабья морда нависаланиже и ниже. Этот взор держал ее, сковывал, не давал шевельнуться!

«Вот она, смерть моя…» – вяло подумала Лиза, как о чем-то,не имеющем к ней никакого касательства, медленно смыкая веки и уже ощущая насвоем горле ледяную хватку.

Мельтешили перед глазами разноцветные пятна, их заволоклочернотой… И внезапно перед меркнущим взором вспыхнуло исполненное страданиялицо Алексея!

«Берегись!» – страстно выкрикнул он, рванулся к Лизе… ивидение исчезло.

Но исчезло и наваждение, опутавшее Лизу! Открыв глаза иотшатнувшись от зловонных рук, она увидела на полу кружки с отравленным зельеми, подхватив обе, с силой влепила их в лицо старухе.

Вопль, раздавшийся затем, мог бы мертвого поднять из могилы,и Лиза невольно закричала тоже, ибо страх ее уже превысил всякую меру.

Старуха стала столбом, широко расставив руки. Глиняныеосколки торчали из ее отвислых щек, бурая жидкость стекала по набрякшему лицу.

Какое-то жуткое мгновение Лизе казалось, что сейчас ведьмаутрется грязным рукавом и все начнется сызнова; однако вылезшие из орбит глазавдруг погасли, старуха грянулась оземь, даже гул прокатился по комнате! Тело еенесколько раз конвульсивно дернулось и замерло.

С усилием оторвав взор от этих страшных содроганий, Лизаоглянулась как раз вовремя, чтобы увидеть завершение поединка Августы с еепротивником.

Тому так и не удалось пустить в ход свой нож; шпага,стремительная и опасная, будто разъяренная змейка, стерегла каждое егодвижение. Погоняв злодея по всей комнате и не спеша с расправою, словнопродлевая удовольствие, Августа сделала внезапный выпад как раз в тот миг,когда бандит стал вплотную к кровати. Он отшатнулся, ноги его подкосились;издав ликующий визг, Августа пригвоздила его к перине.

Не бросив на жертву даже взгляда, Августа кинулась к Лизе, иподруги, стоя над чудовищным трупом старухи, порывисто обнялись, не веря, чтоеще живы…

Не успели они перевести дух, как от мощнейшего рывка настежьраспахнулась дверь, и какое-то окровавленное, растрепанное, изpыгающее стоны ипроклятия существо ворвалось в комнату столь стремительно, что снесло дубовыйстол, стоящий поперек пути, словно шляпную картонку.

Не тотчас Лиза и Августа признали хозяина остерии «Coronad`Argento».

Окинув безумным взором следы кровавого побоища и издав дикийкрик при виде мертвой старухи, он рухнул на колени и, жалобно подвывая, поползк остолбеневшим от изумления девушкам, простирая к ним руки.

Августа, брезгливо взвизгнув, отскочила, и трактирщик,ухватив за подол Лизу, поднес край ее платья к губам.

– Смилуйтесь, благочестивые синьоры! – возопил он, и слезыхлынули по гнусной роже, сменившей выражение жестокой хитрости на умильностьсамого искреннего раскаяния. – Пощадите! Я все расскажу! Напасть на вас менязаставили монахи и…

Он не договорил. Дверь вновь распахнулась, и в спальню, едване застряв в дверях, наперегонки ворвались… граф Соколов и Гаэтано! Они былиполуодеты, растрепаны, обагренные кровью клинок одного и нож другого, а такжетяжкие стоны, доносящиеся из коридора, указывали, сколь тернист был их путьсюда.

Услышав последние слова трактирщика, граф опустил шпагу, ноГаэтано, очевидно, не поняв намерений злодея, уцепившегося за Лизу, с размахуметнул свой нож.

Раздался свист, звук удара, предсмертный крик, и трактирщик,запрокинув голову и обратив на Гаэтано мученический взор, медленно завалился набок.

* * *