Голубка - Александр Дюма Страница 14

Вы были богаты, разве нужно было быть богатым мне?

В начале января я покинул монастырь, исполненный признательности за оказанное мне там гостеприимство.

Увы, я еще не знал, что оно так дорого обойдется мне.

До Нарбона оставалось двадцать восемь льё. Я был еще так слаб, что приходилось двигаться короткими переходами. Впрочем, я старался казаться еще слабее, чтобы никто не догадался о моих намерениях.

В первый раз мы ночевали в Виллепинте, во второй — в Барбера, на третий день приехали в Нарбон, а на следующий день меня должны были переправить в Марсель. Я выдавал себя за чахоточного прелата, которому предписано жить в Йере или Ницце.

Отдохнув один день в Нарбоне, я отправился дальше. Ветер был попутным, и через двое суток я высадился в Марселе.

Заплатив перевозчикам, отпустив сопровождающих меня двух слуг настоятельницы, я обрел полную свободу.

Я сразу же нанял карету, чтобы доехать до Авиньона, и лодку, чтобы подняться по Роне от Авиньона до Баланса.

Меня выдавала военная выправка, и пришлось переодеться в форму гвардейца кардинала: никто не решился бы остановить меня в этой одежде.

От Марселя до Авиньона я добрался за три дня. В Авиньоне с моря дул ветер, благоприятный для плавания, и я доверился Роне. Когда ветер ослабевал, приходилось впрягать лошадей, и они тянули лодку на канате.

Каждый день, едва рассветало, я начинал искать глазами Ваш замок: Вы были там, Вы ждали меня; или, если мне сказали правду и отец действительно увез Вас в Париж, я мог там хоть что-то узнать о Вас.

Я хотел сойти на берег: лодка двигалась так медленно! К несчастью, я все еще был слишком слаб.

О, если бы у меня был один только лишний час! Если бы мы встретились! Но этому не суждено было сбыться, мы были обречены…

Я больше не мог бездействовать и, не доехав до Баланса пол-льё, сошел на берег. Мне еще трудно было быстро ходить, но все же я двигался намного быстрее, чем лодка.

Впрочем, надежда увидеть Вас придавала мне сил. Давно уже мне был виден Ваш балкон, на котором Вы стояли, прощаясь со мной, когда я свернул за поворот дороги. Но сейчас балкон был пуст, ставни закрыты. Во всем облике замка, куда я так стремился, было что-то угрюмое и безжизненное, леденившее мне душу.

Вдруг я увидел, что главные ворота открылись и выпустили процессию: повернув в сторону города, она скрылась из вида.

Мне оставалось пройти менее четверти льё. Я почувствовал, не зная причины этого, что сердце у меня сжимается и силы оставляют меня.

Прислонившись к придорожному дереву, я вытер пот со лба, затем продолжил путь.

Мне встретился слуга.

«Друг мой, — спросил я у него еле слышным голосом, — что, госпожа Изабелла де Лотрек больше не живет в этом замке?»

«Живет, господин офицер, — ответил он, — только через полчаса ее будут называть по-другому».

«По-другому! И как же ее станут называть?»

«Госпожа виконтесса де Понтис».

«Почему госпожа виконтесса де Понтис?»

«Потому что через полчаса она станет женой моего хозяина, господина виконта де Понтиса».

Я почувствовал, что смертельно побледнел, и закрыл лицо платком.

«Значит, — спросил я, — эта процессия, которая только что вышла из замка…»

«Это свадебный кортеж».

«И теперь?»

«Они в церкви».

«Но это невозможно!»

«Невозможно! — повторил слуга. — Ей-Богу, господин офицер, если хотите, вы еще успеете увидеть все своими глазами. Если пойдете короткой дорогой, то подойдете к церкви в одно время с ними».

Я не заставил его повторять это дважды и поспешил своими глазами удостовериться в страшной правде, так как не мог верить словам этого человека. Не зная, какая причина заставила его так нагло солгать мне, я был уверен в том, что он лжет.

В свое время я жил в Балансе три месяца, и мне там было известно все, поэтому перейдя через мост, я направился прямо к церкви самой короткой дорогой. Впрочем, можно было бы идти на громкий звон колоколов.

Соборная площадь была заполнена людьми. Но ни звон колоколов, ни многолюдная толпа, заполнившая площадь, не могли убедить меня: я говорил себе, что это не Вас, а другую ведут к алтарю, что тот слуга или ошибся, или обманул меня.

Но все же, смешавшись с толпой, я не решался вести расспросы.

Не будь я одет гвардейцем кардинала, мне, конечно, не удалось бы пробиться в первый ряд сквозь огромную толпу людей, но перед моей формой все расступались.

Тогда… О, и сегодня еще мне приходится собирать все свои силы, чтобы описать Вам эти ужасные подробности. Вчера, когда я еще не знал, что это Вы мне пишете, я не смог бы подвергнуть себя этой пытке, не растравив смертельной раны… О, Вы оплакивали всего лишь мою смерть — я же страдал от Вашей измены!

Простите, простите меня, Изабелла, теперь я знаю, что это была лишь видимость измены, но для меня — о, для меня, несчастного, — это была действительность!

Я видел Вас как бы сквозь облако, подобное тому, что прошло перед моими глазами, когда, раненный тем офицером, я упал с коня на землю. Это было то же ощущение, еще более болезненное: в первый раз удар пришелся в бок, на этот раз — в сердце.

Я увидел Вас: Вы были бледны, но почти улыбались, Вы шли через площадь решительно и, казалось, спешили войти в церковь.

Закрыв глаза рукой, согнувшись, задыхаясь, я вполголоса бормотал, к удивлению стоявших рядом:

«Господи, Господи, это неправда! Господи, это не она… Господи, зрение, слух, все мои чувства лгут мне!.. Одна она, одна она не обманывает меня, одна она не может меня обмануть».

Вы прошли в десяти шагах от меня; я стоял безмолвный, все еще надеясь, что Вы не дойдете до церкви, что Вы остановитесь на полпути, скажете, что Вас принудили, обратитесь ко всем женщинам, скажете о Вашей любви, — и тогда я брошусь вперед и, рискуя жизнью, воскликну:

«Да, я люблю ее! Да, она любит меня! Да, я граф де Море, умерший для всех, кроме Изабеллы де Лотрек, моей невесты, в этой и в иной жизни… Дорогу мне и моей невесте!»

И я увел бы Вас на глазах у всех, я никого не боялся, потому что чувствовал в себе исполинскую силу.

О Изабелла, Изабелла, Вы промолчали и не остановились, Вы вошли в церковь. Крик, давно поднимавшийся у меня в груди, раздирая ее, вырвался наружу в ту минуту, когда Вы перешли паперть. Пока никто не успел спросить о причине моего крика, я, оттолкнув стоявших рядом, выбрался из толпы и скрылся.