Полночный вальс - Джулия Куин Страница 14

– Мой платок или пруд?

– И то, и другое!

Джон вернулся к ней и показал белоснежный квадратик ткани.

– Он безукоризненно чист.

Белл вздохнула при виде его решимости промыть ее мозоль, и выставила босую ногу из-под юбки.

– Так не годится, – заявил Джон.

– Почему же?

– Вам придется лечь на живот.

– Ни за что! – выпалила Белл.

Джон склонил голову набок.

– Насколько я понимаю, – задумчиво произнес он, – у нас имеется два выхода.

Он надолго замолчал, и Белл была вынуждена спросить:

– У нас?

– Да. Либо вы перевернетесь на живот – так, чтобы я смог промыть вашу мозоль, либо мне придется лечь на спину – так, чтобы видеть вашу пятку. Разумеется, для этого мне понадобится сунуть голову вам под юбки, и эта идея представляется мне настолько интригующей…

– Довольно, – перебила Белл и легла на живот.

Взяв платок, Джон осторожно приложил его к ранке, удаляя уже запекшуюся кровь. Прикосновения были очень болезненными, но Белл чувствовала, что ее целитель действует с умелой осторожностью, и потому молчала. Однако, когда Джон извлек из кармана нож, она решила, что лучше не молчать.

– Ах! – К сожалению, первое вырвавшееся у нее слово оказалось не особенно вразумительным.

Джон был явно удивлен.

– Что-нибудь не так?

– Что вы хотите делать ножом?

Джон терпеливо улыбнулся.

– Всего-навсего проткнуть волдырь. Так кожа быстрее высохнет.

Судя по его словам, он знал, что делает, но Белл считала, что не может так просто согласиться.

– А зачем нужно, чтобы кожа высохла?

– Тогда мозоль быстрее заживет. Мертвая кожа отвалится, а нежный слой под ней затвердеет. Разве прежде вы никогда не натирали мозолей?

– Такие – нет, – призналась Белл. – Обычно мне не приходится так помногу ходить. Я привыкла ездить верхом.

– А как насчет танцев?

– При чем тут танцы? – удивилась Белл.

– Не сомневаюсь, что в Лондоне вы часто бываете на балах и тому подобных светских развлечениях. Должно быть, вам приходится целые ночи проводить на ногах.

– Я всегда надеваю удобную обувь, – отозвалась Белл. – Может быть, все-таки обойдемся без ножа?

– Не беспокойтесь, – заверил он, – мне приходилось заниматься ранами гораздо хуже этой.

– На войне? – осторожно поинтересовалась Белл.

Его глаза потемнели.

– Да.

– Могу себе представить – вам и в самом деле доводилось видеть раны куда страшнее волдырей, – негромко произнесла она.

– Представьте себе, да.

Белл понимала, что ей следует прекратить расспросы: очевидно, у Джона остались болезненные воспоминания о войне, но любопытство пересилило благоразумие.

– Разве не для этого существуют врачи и фельдшеры?

Последовало многозначительное молчание. Белл ощутила прикосновение к ноге его ладоней, когда острие ножа прорвало волдырь, и лишь потом Джон ответил:

– Иногда помощь врачей и фельдшеров бывает недоступна, и тогда приходится делать все возможное, что подскажет рассудок. А потом молиться, – его голос стал ровным и бесстрастным, – даже если уже утратил веру в Бога.

Белл с трудом сглотнула. Она подумывала сказать что-нибудь утешительное, но не находила слов, так как даже вообразить не могла ужасов войны.

Джон вновь обтер ее пятку влажным платком.

– Это должно помочь, – он поднялся и протянул Белл руку, но она не обратила на нее внимания, перекатилась на спину и уселась на поросшем травой холмике. Джон неловко стоял рядом, пока Белл не похлопала по траве рядом с собой. Этот жест смутил Джона.

– Прошу вас, садитесь, – произнесла она. – Я не кусаюсь.

Джон сел.

– Надо ли перевязывать пятку? – спросила Белл, наклоняясь, чтобы посмотреть на работу Джона.

– Нет, если только вы не пожелаете надеть еще одну пару тесных ботинок. Без повязки мозоль заживет быстрее.

Белл продолжала изучать собственную пятку, стараясь сохранять на лице скромное выражение.

– Полагаю, в окрестностях Уэстонберта можно встретить немало босых людей, но мне, наверное, неприлично – вы не находите? – Она вскинула голову, одарив Джона сияющей улыбкой.

Джон вздрогнул, как от удара, – воздействие ее улыбки оказалось слишком ощутимым. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы отвести взгляд от ее губ, но, едва Джон взглянул в глаза Белл, он понял, что ему не следовало делать этого, ибо от них невозможно было оторваться. Ее взгляд, казалось, прикасался к нему. Джона била дрожь.

Белл нервно облизнула губы.

– Почему вы так смотрите на меня?

– Как это «так»? – прошептал Джон, почти не понимая, что говорит.

– Вы как будто… будто… – она запнулась, не вполне уверенная, что именно выражает его взгляд. Внезапно Белл осенило, и ее глаза расширились от удивления. – Как будто вы меня боитесь.

Джон ощутил приступ головокружения. Боялся ли он ее? Опасался ли ее способности нарушить драгоценное внутреннее равновесие, которого ему удалось добиться совсем недавно? Возможно, но бояться ему следовало самого себя. И своих желаний…

Он прикрыл глаза, и перед ним вдруг появилось непрошеное видение – Спенсер над Аной. Нет, обойтись так с Белл он не хотел.

Он должен взять себя в руки. Оттолкнуть ее. Джон заморгал, вдруг припомнив вопрос Белл о том, уместно ли будет вернуться к дому Эшбурна босиком.

– По-моему, особа, находящаяся в родственных отношениях с герцогом, может позволить себе что угодно, – резковатым тоном наконец отозвался Джон.

Белл отстранилась, слегка уязвленная его резкостью.

– Да, вы правы, – подтвердила она, надменно вздернув подбородок.

Джон понял, что сморозил глупость, но не стал извиняться: будет лучше, если Белл сочтет его невоспитанным мужланом. У него не могло быть ничего общего с этой леди – тем лучше, лучше для него. Джон уже давно понял, что случай безнадежен. Он нашел имя Белл в «Книге пэров» Дебретта сразу после ее вчерашнего визита. Она оказалась дочерью богатого графа и родственницей множества высокопоставленных и влиятельных особ. Она заслуживала поклонника, который получил бы титул не год назад и который мог бы предложить ей материальные блага – к коим, несомненно, она привыкла, и, кроме того, ей в пару годился лишь мужчина с такими же идеальными ногами, как у нее самой.

Боже милостивый, ему так нравились ее ноги! Джон глухо застонал.

– Вам плохо? – Белл взглянула на собеседника, стараясь не выдать волнения.