Упасть в облака - Светлана Слижен Страница 14

– Да, точно! И мы в таком виде зашли в кафе поесть. В центре города!

– Мы-то сразу поняли, что тут дорого, обслуживание такое неспешное…

– …и банкет в соседнем зале.

– Угу, мы ее за руку дергаем, мол, уходить надо отсюда, а она ни в какую.

– Я как вспомню этого несчастного официанта! Она его за рукав хвать, а он стоит, бедный, вырваться не может.

– И она на весь зал, громко так: «Милок, а где у вас тут пожрать-то можно?!» – Наталья снова точно изобразила бабу Дашу.

Подруги расхохотались.

– Я когда мимо этого кафе иду – ресторан теперь японский, по-моему, – всегда смеяться начинаю, – сказала Наталья, вытирая потекшую тушь.

– А мне кажется, – добавила Алекса, – что официант тот до сих пор там так и стоит с выпученными глазами и с согнутой, как полотенцесушитель, рукой.

– Да-а-а-а, забавная она была. И очень сильная, – Вера взяла в руки карточку с белым резным краем, на которой баба Даша стояла в полосатом платье с загогулиной из волос на голове, и погладила ее рукой.

– Сильная – не то слово, – поддержала ее Алекса. – Я ту стиральную машину никогда не забуду. Как она называлась?

– «Волга».

Это была не просто стиралка, это была гордость советского машиностроения, по форме и весу – один в один космическая ракета, этакий стальной цилиндр, в который зараз полреки залить можно, потому, видимо, и называлась «Волгой». Вере с Алексой пришлось однажды наблюдать, как баба Даша рывком схватила эту машину, полную воды, и, подняв выше колен, опрокинула в ванну, выплеснув из нее половину жидкости, и поставила на пол, будто стакан; помедитировала с минуту на хрюкающий водоворот и – снова за «Волгу». Главное, второй раз бойчее у нее вышло – ну, правильно, ракета пару ведер-то уже отбросила. Девчонки были настолько парализованы увиденным, что даже не попытались остановить бабушку.

– Мы ей потом еще полчаса объясняли, что для слива предусмотрен специальный шланг, – вспоминала Алекса, – и можно его прямо в унитаз или ванну направить, а потом остатки слить в ведерко аккуратненько. Но бабуля помяла в руках резиновую кишку, заглянула ей внутрь и разочарованно протянула: «О-о-оо… И буду я целить тут по капле! Вылил через край, да и дело с концом!»

– А иногда она совсем безбашенно поступала. Сейчас такое на ютубе размещают с пометкой «Не повторять!». Вот вы, может, не знаете, – начала Вера, – но однажды она чуть себя не убила. Представляете, решила с верхней полки взять какие-то банки, встала на стул – не достает. Ну и, не долго думавши, схватила десятилитровую алюминиевую кастрюлю и поставила вверх дном на этот же стул. Рукой придержалась за стену, и раз – одну ногу на стул, два – вторую на край посудины, три – отрывает от стула первую ногу, и тут случается стремительное «четыре» – посудина под ее ста двадцатью килограммами переворачивается вверх тормашками и по пути вырывает у бабушки из ноги кусок мяса.

– Фууу, – сморщились Алекса и Наталья.

– Вот вам и «фууу», – продолжила Вера. – Она доползла до стены, постучала соседке, а та уж знала, раз Даша стучит, значит, «скорую» вызывай. Врачи приехали, а там через всю квартиру след кровавый от полок до прихожей – дверь она ж сама им открыла. Они поверить не могли, что пенсионерка сама с собой такое сотворить могла. Главное, мы про это узнали только через несколько дней, когда заметили перебинтованную ногу.

– Кошмар…

– При этом наивной и доверчивой была, как ребенок! Услышит от «специалистов» на лавочке у подъезда какой-нибудь рецепт и сразу на себе пробовать, – Вера засмеялась. – Вот, к примеру, с расстройством кишечника она знаете, как боролась?

– Как?

– Яблоки зеленые ела, такие незрелые еще.

– Зачем?

– Говорила, раз они твердые, значит, затвердить, закрепить живот смогут. А вот чай крепкий в таких случаях не пила: он же сам жидкий, так что от жидкого стула никак не поможет.

– Логично.

Подруги от души расхохотались.

– Да, учиться – это единственное, чего она по-настоящему боялась, – сказала Вера. – Мама часто рассказывает, как бабушка проснулась однажды в холодном поту и от ужаса слова вымолвить не могла. Оказывается, ей сон страшный приснился – учиться заставили!

– Я помню, как она говорила, – снова спародировала бабу Дашу Наталья. – «Я работу любую осилить могу, все выдержать, лишь бы за книжки не садиться. Понять не могу, как люди добровольно на это соглашаются!»

– Точно-точно, – подтвердила Алекса. – Сочувствовала так искренне, что нам еще столько учиться предстоит…

Вера открыла шкафы и начала передавать подругам вещи, которые они проверяли на влажность и рассортировывали для сушки, продолжая воспоминания:

– Да, но если ее дети хотели учиться, она всегда помогала им. Говорила «Может, у них жисть по-другому сложится». И оказалась права. И дочь, и сын ее получили образование, завели семьи, работали по специальности… Стали ли они счастливее – другой вопрос. Мы же все были умнее и образованнее бабы Даши, стеснялись ее иногда. Думали, в жизни лучше нее разбираемся. А она, между прочим, как никто другой, страхи гасить умела одной фразой. Когда Машка родилась, мне мама сразу стала читать лекции о всевозможных инфекциях, о том, что соску ребенка нельзя облизывать и все такое. А баба Даша – это еще до ее больницы было – сказала мне: «Вера, это твое дите, она из тебя вылезла, и ты навредить ей своими слюнями не можешь». У меня после этого все беспокойство как рукой сняло. Я пеленки по сто раз гладить перестала.

– Н-да-а-а, – Наталья принялась раскладывать книги на уже просохшем полу, – сможем ли мы когда-нибудь найти для своих детей такие же слова… не факт…

Алекса, пряча глаза от подруг, вышла на балкон покурить, что делала крайне редко.

Дальше разбирали молча. Будто перенеслись мысленно лет на двадцать назад в бывшую квартиру бабы Даши, когда тем же составом, утопая в перинах, по пятому разу слушали ее рассказ. «Ну, родилась я за десять лет до войны, в большом селе, писят километров от Рязани, – каждый раз одинаково начинала баба Даша. – Это сейчас расстояние небольшое, а тогда в городе мало кто из нас и бывал-то. Отец мой, когда на матери женился, уже был вдовцом с тремя детьми, и у нее тоже муж умер, и четверо ребятишек осталось. Ну, и еще четверых они вместе народили, всего получилось нас одиннадцать братьев и сестер. Я была как раз из «общей кучи», мы были младше всех, старшие нас часто поколачивали. Помню, мать в окно глянет и кричит отцу: «Опять твои-мои наших бьют!» И бегут разнимать! Жили мы в небольшом доме – вот как эта комната, спали на русской печке, вповалку – под одеялом, его мама вручную из лоскутов зимой шила. А кто постарше – на лавках. Комната была всего одна, это теперь родят второго ребеночка и ждут, что им квартиру должны дать побольше. А у нас и старшие братья со своими женами здесь же жили. А вот когда тепло было – летом, они спали на сеновале или в амбаре, землянка такая, без окон, одна дверь. Вот потом по весне и случались прибавки в семье».