Мистер - Эрика Леонард Джеймс Страница 14

– Нам нужно поговорить о поминальной службе. По-моему, стоит провести ее перед Пасхой. Я закажу поминальную речь одному из моих лучших писателей, если только…

Ее голос срывается, и мы с Марианной удивленно отрываемся от меню. У матери в глазах стоят слезы, и впервые с тех пор, как она похоронила своего старшего сына, Ровена не выглядит значительно моложе своих лет. Скомкав носовой платок с монограммой, она подносит его к губам, силясь взять себя в руки.

«Черт побери!»

Да я последний идиот! Она потеряла старшего сына… любимого ребенка.

– Если только? – подсказываю я.

– Не захотите написать ты или Марианна, – шепчет она, бросив на нас непривычно умоляющий взгляд.

– Конечно, – отвечает Марианна, – я напишу.

– Нет, лучше я. Возьму надгробную речь и сделаю ее получше. Закажем обед? – спрашиваю я в попытке сменить тему.

Мне не по себе рядом с матерью, которая так неожиданно проявила свои чувства.

Ровена ковыряет салат, а Марианна гоняет ножом и вилкой по тарелке последний кусочек омлета.

– По словам Каролины, у нее, возможно, будет ребенок, – объявляю я, вкушая шатобриан.

Ровена мгновенно вскидывает голову, ее глаза сужаются.

– Она действительно говорила, что они пытались завести ребенка, – подтверждает Марианна.

– Что ж, если она беременна, вероятно, это мой единственный шанс увидеть внука, а этой семье – обрести наследника графского титула в следующем поколении.

Ровена осуждающе смотрит на нас с сестрой.

– Ты станешь бабушкой, – сухо напоминаю я, будто не замечая второй половины ее комментария. – Что скажет на это твой последний красавчик в Нью-Йорке?

Ровена известна неуемной страстью к молодым людям, они часто моложе ее младшего сына. Она обжигает меня яростным взглядом, а я спокойно пережевываю мясо. Странно, впервые в жизни в разговоре с матерью я чувствую себя хозяином положения. Это что-то новенькое. Сколько лет я провел, тщетно пытаясь заслужить ее одобрение!

Марианна недовольно хмурится. Пожав плечами, я отрезаю еще кусочек вкуснейшего стейка и отправляю его в рот.

– Ни ты, ни Марианна явно не озабочены созданием семьи, и я искренне надеюсь, Господь не допустит, чтобы графство унаследовал брат вашего отца. Камерон совершенно пропащий, – ворчит Ровена, пренебрегая моим высокомерием.

Перед глазами тут же встает незваная Алессия Демачи, и я недовольно сдвигаю брови. Марианна тоже хмурится, уткнувшись взглядом в тарелку.

«Что это с ней?»

– Как поживает тот молодой человек, с которым ты каталась на лыжах в Уистлере? – спрашивает Ровена Марианну.

Домой я возвращаюсь в сумерках. Слегка навеселе и выжатый как лимон. Я с честью вынес суровый допрос с пристрастием о состоянии всех поместий, арендованной собственности в Лондоне, недвижимости, сдаваемой внаем, перестройки многоквартирных домов в Мейфере, и это не считая котировок ценных бумаг, которые находятся в собственности семейства Треветик. Хотел было напомнить матери, что это ее давно не касается, однако меня вдруг охватила гордость – я смог подробно ответить на все ее каверзные вопросы. Даже Марианна оценила мои знания. Оливер Макмиллан хорошо меня подготовил.

Плюхнувшись на диван перед огромным телевизором в моей безукоризненно чистой и совершенно пустой квартире, я снова, как уже не раз в этот день, возвращаюсь мыслями к разговору с темноглазой горничной.

Где она сейчас?

Сколько еще пробудет в Англии?

Какая она под этим бесформенным халатом?

Какого цвета у нее волосы? Темные, как брови?

Сколько ей лет? Наверное, немного. Пожалуй, она слишком юная.

Слишком юная для чего?

Слегка поерзав на диване, я переключаю телеканалы. Возможно, я так отреагировал на нее случайно. Она была одета как монашка. Может, меня возбуждают монашки. Тут я даже рассмеялся. Вот уж бессмыслица!

Жужжит телефон – пришла эсэмэска от Каролины.

Как прошел обед?

Мучительно. Вдовствующая графиня в своем репертуаре.

Я тоже стану вдовствующей графиней, если ты женишься!:(

Зачем она мне об этом говорит? Я же не собираюсь жениться. Ну… пока не собираюсь. Тирада матери о внуках звучит у меня в ушах, и я встряхиваю головой. Дети. Нет, только не это. Пока, по крайней мере.

До этого еще не скоро дойдет.

Вот и хорошо.

Что делаешь?

Сижу дома. Смотрю телик.

Ты как? Ничего?

Можно мне прийти?

Последнее, чего мне сейчас хочется, это подпустить к себе Каролину, чтобы она вынесла мне мозг и взялась за другие части тела.

Я не один.

Ложь во спасение.

Все кобелишься, как я посмотрю.: Р

Ты меня знаешь, Каро.

Спокойной ночи.

Я жду ее ответа, но телефон молчит, и я отворачиваюсь к телевизору – лишь для того, чтобы вскоре выяснить, что смотреть там нечего.

Не зная, чем бы себя занять, сажусь за стол и открываю почту на iMac. Оливер прислал несколько писем о делах в поместье, которые мне совершенно не хочется читать в пятницу вечером. Подождут до понедельника. Часы, к моему удивлению, показывают всего восемь вечера. Идти по клубам рановато, да и оказаться в вопящей толпе что-то не тянет.

Стены давят, но и на улицу выходить не хочется, и, послонявшись без дела, я сажусь за рояль. На подставке уже давно стоят нотные листы с незаконченной пьесой. Я читаю ноты, мысленно прислушиваясь к мелодии, и когда пальцы безотчетно тянутся к клавишам, наигрываю пьесу. Перед глазами снова встает девушка в голубом с темными-претемными глазами и пронзительным взглядом. Воображение рисует новые ноты, я импровизирую, придумываю музыкальные фразы.

Что за черт!

Взволнованно, а такое со мной бывает редко, я достаю из кармана телефон и открываю приложение записи голоса. Нажимаю на клавишу «Записать» и играю мелодию еще раз. Комнату наполняет музыка. Выразительная. Пробуждающая воспоминания. Волнующая. Вдохновляющая.

«Я убираю, мистер».

«Да, я говорю по-английски. Меня зовут Алессия Демачи».

Алессия.

Стрелки часов давно перевалили за полночь. Потянувшись, я рассматриваю плод моих трудов. Я написал мелодию целиком и страшно рад, прямо лопаюсь от гордости. Сколько я пытался закончить эту пьесу? А получилось только после встречи с юной горничной.

Покачав головой, я отправляюсь спать рано и совсем один. Какая редкость.