Парижские бульвары - Роксана Гедеон Страница 14

– Но как… как же вы можете сделать это? То, что вы предлагаете, неосуществимо.

Я молчала, стараясь успокоить биение сердца в груди. Меня ужасал сам вид королевы. Бледная, как лист бумаги, – сказываются кровотечения, начавшие мучить ее этим летом. Уголки губ – некогда по-габсбурговски полных – опустились. Беспокойства и тревоги безжалостно отметили лицо преждевременными морщинами. Глаза погасли и выцвели от слез – это те самые глаза, напоминавшие ранее ярко-синие сапфиры! Марии Антуанетте было тридцать семь лет, выглядела же она на сорок пять.

– Ваше величество, – снова начала я, – не беспокойтесь об этом. Во мне никто не узнает принцессу, будьте уверены. Я полгода жила в рабочем квартале и даже говорить научилась по-санкюлотски. Мне нужны только деньги и ваш перстень, который послужит пропуском через роялистские заграждения.

Мария Антуанетта какое-то мгновение молча смотрела на меня, потом качнула головой и быстро взяла со шкафчика сверток:

– Возьмите, Сюзанна. Здесь пятьдесят тысяч экю.

Ее рука легко перекрестила меня. Королева обняла меня за плечи, привлекла к себе, поцеловала в щеку…

– Если на свете есть Господь Бог, моя дорогая, он воздаст вам за вашу доброту.

3

Аристократы и прочие верные королю отряды пропускали меня без возражений, увидев королевский перстень, но удивленно оглядывали и даже отпускали на мой счет язвительные замечания. Вид у меня наверняка был устрашающий – по крайней мере, перед тем как уйти из дворца, я постаралась придать себе его. Я распустила волосы, взлохматила их и небрежно разметала по плечам, засучила до локтей рукава, дерзко подоткнула юбку… В руках у меня была длинная пика, на голове – красный фригийский колпак, тоненькая талия стянута трехцветным республиканским поясом. Словом, я стала настоящей санкюлоткой, способной заткнуть за пояс знаменитую Клер Лакомб по прозвищу Красная Роза.

Я поражалась пустынности улиц. Было уже пять часов утра, небо над Парижем прояснилось, темнота развеялась, но ни молочницы, ни торговки не появлялись. Изредка выступали из густой зелени кавалерийские отряды, слышался отдаленный лошадиный топот… Тревога зависла в воздухе. Кто кого? Да, черт возьми, пора бы уже узнать, кто кого!

Бойко стучали барабаны… Но люди – куда делись люди?

Даже окна домов были плотно закрыты и занавешены.

Мне показалось, что я добралась до Королевской площади, где находилась Ратуша, за несколько минут. Здесь до сих пор горели костры, глава щипало от дыма и гари. Пожалуй, только здесь царило оживление. Десятки людей пересекали площадь, растворяясь в сумраке улиц, другие исчезали в Ратуше. Телегами возили на площадь оружие, представители секций впопыхах раздавали пики всем, кто изъявлял желание их получить. Сердце у меня сжалось. Да, наступление готовится, оно будет, и будет уже сегодня…

Я подбежала к двери, сопровождаемая хохотом и даже гоготаньем толпы, расположившейся вокруг костров. Хохот этот тем не менее показался мне достаточно дружелюбным. Попасть в Коммуну теперь было в десять раз легче, чем тогда, когда я просила сохранить мне дом. Ни один клерк не встретился мне на дороге. Одни только санкюлоты – в черных, коричневых длинных штанах, желтых шароварах, деревенских безрукавках и грязных почерневших рубашках, с повязками, шарфами и дырявыми шляпами на головах. Кто в сапогах, кто в сабо, а кто довольствуется собственными подошвами… Вот уж где действительно была неразбериха! То и дело кто-то палил из ружей, ссорился, кубарем скатывался по лестницам. Я швырнула пику в угол с отвращением и облегчением одновременно и нащупала за поясом свой изящный дамский пистолет. Дальше мне ход был закрыт: толпы, сгрудившиеся на площадке лестницы, затаив дыхание, слушали громовые голоса, доносившиеся с верхнего этажа. Позже я поняла, что там проходит заседание новой, мятежной Коммуны.

В отчаянии я побежала по коридорам, пытаясь найти хоть какую-то лазейку, любой черный ход, потайные ступеньки, чтобы пройти к Дантону. Путь в его кабинет, находившийся этажом выше, был мне прегражден, и все же я непременно должна была туда попасть. Спрятанные в складках юбки пятьдесят тысяч экю тяжело били меня по щиколоткам, мысли путались, от волнения и спешки я не могла остановиться и обдумать все спокойно. Мне казалось, что в запасе не остается ни минуты, что санкюлотские полчища уже на площади Карусель, а роялистские укрепления сметены бушующей толпой…

Я распахивала все двери подряд, временами глохла от громких криков и грязной брани. Распахнув одну из дверей, низенькую и скрипящую, я остановилась, ошеломленная переменой: прежде мне навстречу распахивались большие комнаты, озаренные светом свечей, украшенные лепными потолками, теперь же я видела лишь непроглядную темноту. На меня повеяло затхлым запахом пыли, паутины, старых тряпок и трухлявого дерева…

Я ступила шаг, потом другой, вслепую нащупывая ногой ступеньки… Узкая лестница вела вверх. Держась рукой за осыпающуюся стену, я принялась подниматься по ступенькам, как вдруг сверху до меня донесся звук какого-то разговора. Я остановилась.

Два мужских голоса, два густых модулирующих баса… «Он здесь?» – «Уже пятнадцать минут. Мы все сделали быстро, ты же знаешь». – «Его нельзя оставлять здесь. Нужно от него избавиться». – «Погоди, сейчас я соберу людей… Они вышвырнут его в Сену».

Я абсолютно ничего не поняла из этого разговора. Слова о некоем человеке, которого обещали вышвырнуть в Сену, показались мне странными, но не настолько, чтобы я всерьез задумалась об этом. Нынче вокруг происходило столько несчастий, что это перестало меня изумлять.

Голоса, казалось, затихли, послышались чьи-то шаги – видимо, собеседники удалились. Я принялась подниматься по лестнице, дрожа от нетерпения. Внезапно моя нога наткнулась на что-то мягкое, податливое… Неожиданность была так велика, что я не удержалась на ногах и неловко упала на колени. Упала прямо на теплое тело какого-то человека…

Мне показалось, что волосы зашевелились у меня на голове. Прямо перед моими глазами была голова маркиза де Манда, командующего обороной Тюильри, – раскроенный лоб, проломленный череп, куски мозга, плавающие в луже крови. В темноте тусклым золотом переливалась его перевязь.

Обезумев от ужаса, я отчаянно закричала.

Какое-то мгновение я была совершенно лишена возможности что-либо понимать. Мой пронзительный вопль наверняка эхом пронесся по всей Коммуне, от ужаса, казалось, задрожали стены. Сверху, из недалекого уже коридора послышались быстрые звуки шагов и те самые голоса – мужчины, не успевшие далеко уйти и слышавшие мой крик, несомненно, поспешили вернуться.

Дверь наверху распахнулась, и свет озарил темную лестницу.

– Кто здесь, черт побери?

– Что за бабы здесь в такое время?

Кто-то схватил меня за руку и потащил вверх. Ослепленная светом, не пришедшая в себя от ужасного испуга, я и не думала о сопротивлении.

– Вот она, эта шлюха!