Неудержимое желание - Сюзанна Энок Страница 14

Глубокий голос Тристана заставил ее остановиться.

— Что? — Она повернулась к нему, решив не придавать особого значения словам Эдварда. — Вот это сюрприз, не так ли?

— Ему всего лишь восемь, — спокойно произнес Тристан, поднимаясь вслед за ней по лестнице. — И если он будет продолжать в том же духе, то не доживет и до девяти. Пусть детская болтовня тебя не расстраивает.

— Я… я… — Она кашлянула, прочищая горло. — Я только сказала, что удивилась. Но я вовсе не расстроена.

— Ты не расстроена, — повторил он, недоверчиво глядя на нее.

— Нет.

— Хорошо. — Поморщившись, он провел рукой по своим темным волосам. Этот жест когда-то казался ей очаровательным. — Потому, что это неправда. Я хочу, чтобы ты это знала.

Он говорил очень серьезно.

— Что я должна знать?

— Что я не мечтаю о тебе. Я, честно признаюсь, на мерен жениться.

— Ты? На ком же? Прими мои поздравления.

— Не надо, — слишком поспешно остановил он ее, помрачнев.

— Почему же? — Ей удалось изобразить улыбку.

— Я не… еще не сделал ей предложения.

— Я рада, что мы разобрались с этим. Спокойной ночи, милорд.

Поднимаясь по лестнице, она спиной чувствовала его взгляд. Бедная Амелия Джонс! Разбитое сердце доставит удовлетворение Тристану Карроуэю, если только не проучить его так, чтобы он больше не играл чужими чувствами и мечтами.

Придя в свою комнату, она быстро набросала еще одно письмо Люсинде и вложила его в другое, написанное более решительным почерком и другими чернилами, адресованное ей самой. Она надеялась, что Люсинда будет более экономной с одеколоном. Запах первого письма все еще ощущался в комнате, и она могла поклясться, что, когда она бросила его в камин, оно вспыхнуло синим пламенем.

Джорджиана вставала рано. Благодаря установленному ею порядку после прогулок Милли и Эдвина обычно спали долго. После посещения оперы они, по расчетам Джорджианы, должны появиться не ранее полудня. Она позвала Мэри и, надев костюм для верховой езды, поспешила вниз. У дома ее ожидал грум кузена, державший под уздцы оседланную Шебу.

— Доброе утро, Джон, — поздоровалась она с улыбкой, когда он помог ей сесть в седло.

— Доброе утро, леди Джорджиана, — ответил грум, усаживаясь на свою серую лошадь. — По-моему, Шеба сегодня не против хорошего галопа.

— Рад слышать, у Шарлеманя такие же намерения. — Дэр верхом на великолепном поджаром гнедом выехал из-за угла дома и остановился рядом с ней. — И у меня тоже.

Несмотря на свое недовольство, Джорджиана была вынуждена признать, что он бесподобен. Она почти могла рассмотреть свое отражение в его черных сапогах, а смуглое лицо с голубыми глазами и светло-коричневый сюртук заставляли вспомнить великолепные средневековые портреты. Черные бриджи были натянуты без единой морщинки, и он сидел на Шарлемане так, словно родился в седле. Ходили слухи, что именно в седле его и зачали.

— Вы рано поднялись сегодня. — «Черт, нужно скорее вдохнуть свежего воздуха, чтобы в голове прояснилось». Дэр и ясная голова казались несовместимыми.

— Я не мог уснуть и не стал даже пытаться. Поехали? Может быть, в Риджентс-Парк?

— Джон будет сопровождать меня. Мне не нужна ваша помощь.

— Джон будет сопровождать и меня. Мы же не хотим, чтобы я свалился с седла и сломал себе шею, не правда ли?

Она горела желанием дать ему резкий отпор, но, чем дольше они будут спорить, тем меньше времени останется на прогулку.

— Ну хорошо. Если вы так настаиваете, то поехали.

Отвесив прямо в седле низкий поклон, он прищелкнул языком, и Шарлемань тронулся с места.

— Как я могу отказаться от такого приглашения.

Направляясь в Риджентс-Парк, они ехали рядом, а Джон в нескольких ярдах позади.

«Флиртуй, — напомнила она себе. — Скажи ему что-нибудь приятное». К сожалению, ничего не приходило ей на ум.

— Брэдшо собирается продолжать свою карьеру на флоте? — наконец спросила она.

— Он так говорит, но ему ужасно хочется стать капитаном собственного корабля. Если в ближайшее время его мечты не осуществятся, то он — мы все в этом уверены — украдет корабль и станет пиратом.

Тристан сказал это таким добродушным тоном, что она засмеялась, слишком поздно спохватившись, что следовало сдержаться.

— Ты поделился с ним своими предположениями?

— Эдвард сказал ему. Коротышка хочет стать первым помощником капитана.

— А Роберт вернется в армию?

— Нет. Я не допущу этого.

Его необычный тон и слова заставили ее замолчать. Становилось все труднее совмещать эти две стороны характера Тристана Карроуэя. Он казался таким заботливым и любящим со своими братьями и старыми тетушками, и в то же время с женщинами, подобными Амелии, он вел себя как бессердечный совратитель.

Который из этих двух был истинным лордом Дэром? И почему она задает этот вопрос, хотя ответ ей хорошо известен? Он разбил ее сердце и разрушил все надежды на будущее. И даже не попросил прощения.

Тристан решил, что ведет себя как идиот. Они затеяли такой приятный разговор, он даже рассмешил ее, слава Богу, а затем, прежде чем он успел закрыть рот, у него вдруг вырвалась эта фраза о Роберте.

Что бы она ни задумала, она была с ним приветлива, и он, естественно, не возражал против этого. Но он хорошо знал, как она его ненавидит, и не мог понять, какая причина заставила ее изменить свое отношение к нему.

Тристану было бы легче разгадать ее игру, если бы он не позволял своему все еще сильному влечению к ней вмешиваться во все его мысли и поступки. Шесть прошедших лет не стерли из его памяти восхитительных ощущений, связанных с ее нежной кожей и вкусом ее поцелуев. Он давно уже понял, что бесконечная череда любовниц и содержанок не поможет ему забыть об этом.

— Со времени твоего приезда тетя Милли стала быстро поправляться, — заметил он, стараясь изменить тему, прежде чем воспаленный мозг заставит его сказать что-нибудь, о чем он потом пожалеет.

— Рада это слышать…

— Джорджиана! Послушайте, леди Джорджи!

Тристан поднял голову и в конце улицы увидел лорда Лаксли. Проклятый надутый красавчик галопом мчался к ним навстречу, опрокинув по пути тележку торговки апельсинами. Если этому идиоту пришло в голову прислать письмо Джорджиане, то он готов съесть свою шляпу. Барон страдал полным отсутствием интеллекта.

Тристан наблюдал, как Джорджиана перевела взгляд с рассыпавшихся по всей улице апельсинов на лицо Лаксли.

— Доброе утро, милорд, — холодно произнесла она тоном, каким обычно обращалась к Тристану.