Рожденная в огне [= Огненная роза ] - Нора Робертс Страница 14

Мегги открыла банку с пивом, сделала глоток. Да, Брианне плохо, она видела это. Брианна страдает. Брианна, которая всегда посередке в их семье: между отцом и матерью, а теперь между матерью и Мегги.

И как раз сейчас появилась возможность что-то изменить. Для этого надо всего ничего: продать часть своей души.

– Она снова донимает тебя своими жалобами?

– Нет, – печально ответила Брианна, заправляя в узел рассыпавшиеся волосы. – Не совсем так.

– Я же вижу по твоему лицу, что она пребывает в одном из своих «настроений» и взваливает на тебя все свои горести. Как обычно. – Прежде чем сестра собралась ответить, Мегги продолжила:

– Ей никогда не будет хорошо, Брианна. Ты не в силах сделать ее счастливой. И я тоже, видит Бог… Она не может простить ему, что он был таким в ее жизни.

– А каким он был? – Брианна повернулась к сестре. – Каким был наш отец, Мегги?

– Человечным. И не без греха. – Мегги отставила пивную банку, приблизилась к сестре. – Но он был замечательным!.. Помнишь, Бри, когда он купил мула и решил сказочно разбогатеть, предлагая туристам фотографироваться на нем в кепке с козырьком и с нашей старой собакой у ног?

– Да, помню. Он куда больше потерял, чем приобрел, потому что желающих делать снимки было кот наплакал, а это упрямое животное нужно было кормить и ухаживать за ним.

– Но зато какое удовольствие! Помнишь, мы отправились в Клиффс оф Мор? Был яркий-преяркий летний день. Туристы сновали повсюду, играла музыка. Отец держал под уздцы нашего упрямца, а старый бедный пес Джо так боялся его, словно это был лев, а не мул.

– Ой, это было здорово! – радостно подхватила Брианна. Она немного оттаяла. – Несчастный Джо сидел на спине у мула и весь дрожал. А тот немец, помнишь, хотел их сфотографировать.

– А мул начал брыкаться, – продолжала вспоминать Мегги. Она снова взяла банку с пивом и подняла ее, как бокал во время тоста. – Немец отскочил и стал ругаться на трех языках. А Джо спрыгнул с мула и угодил на прилавок с кружевными воротниками! Тогда мул помчался, распугивая всех кругом. Вот это было зрелище! Все бегут, кричат, бранятся, смеются!.. Там был скрипач, помнишь? Он как ни в чем не бывало наигрывал на своей скрипочке, словно ничего не произошло и все сейчас начнут танцевать.

– Они и начали! После того, как тот симпатичный парень из Килларни поймал мула и притащил обратно.

– Па сразу предложил ему купить мула!

– Но парень отказался!

– Но па его почти уговорил! Да, там было весело, Бри!

– Можно немало смешного вспомнить про те времена. К сожалению, веселыми воспоминаниями не проживешь.

– И без них тоже нельзя, – возразила Мегги. – Иногда мне кажется, что сейчас наша семья мертвее, чем отец.

– Она больна, – коротко возразила Брианна.

– Сколько я знаю, она больна уже больше двух десятков лет. И будет продолжать болеть, пока ты нянчишься с нею.

Это была чистая правда, но знать правду не всегда, увы, означает изменить что-то. В данном случае этим «что-то» было сердце Брианны.

– Она наша мать.

– О да, это так. – Мегги допила пиво и отставила банку. Горьковатый привкус пены на губах смешался с горечью в душе. – За последнее время, – сказала она после короткого молчания, – я продала еще несколько работ. К концу месяца у меня будут для тебя деньги.

– Я благодарна тебе. И она тоже.

– Она меня мало волнует! – Мегги пристально посмотрела на сестру, в глазах у нее, кроме возмущения и гнева, была боль. – Я делаю это не ради нее. Когда накопишь достаточно, наймешь сиделку, и пускай она измывается над ней.

– Ей вовсе не нужна…

– Это мое условие, Бри. Называй эту женщину не сиделкой, а как хочешь. Я не могу видеть.., не хочу, чтобы ты до конца жизни плясала под ее дудку. Служанка и другое жилье в этой же деревне или поблизости – вот что ей нужно.

– Если она согласится.

– Ей придется согласиться. – Мегги упрямо дернула головой. – Прошлой ночью она опять не давала тебе спать? Признайся!

– Она была неспокойна. – Брианна повернулась к плите. – Один из ее приступов головной боли.

– О, я знаю их.

Мегги хорошо помнила эти приступы, начинавшиеся только в определенное время и по определенному поводу. Они были лучшим и самым действенным ее аргументом во всех семейных спорах или если она что-то не одобряла, что-то делалось не так.

– Я тоже ее знаю, Мегги, – глухо проговорила сестра. – Но от этого она не перестает быть моей матерью.

"О, святая Брианна!» – снова воскликнула про себя Мегги. С отчаянием, но и с долей восхищения.

Сестра моложе ее, но, сколько она помнит, в доме вся ответственность всегда ложилась на нее. На Брианну.

– Ты уже не можешь измениться, Бри! Не можешь стать другой. – Она яростно сжала ее в объятиях. – Па постоянно говорил, что ты будешь добрым ангелом, а я злым. Хоть в чем-то он оказался прав. – Она на мгновение прикрыла глаза. – Бри, передай, пожалуйста, мистеру Суини, чтобы он приехал ко мне завтра утром. Я поговорю с ним.

– Ты позволишь ему опекать тебя? Мегги дернула головой.

– Я поговорю с ним, – упрямо повторила она и вышла через заднюю дверь дома под непрекращающийся дождь.

Если у Мегги и была слабость, не в смысле недостатка, а в смысле пристрастия, то называлась она – семья. Эта слабость долго не давала ей уснуть в ту ночь и разбудила ранним туманным утром, чуть ли не на рассвете.

Постороннему взгляду могло показаться – и она сама немало делала для этого, – что Мегги из тех, кто думает только о себе и о своем искусстве, но на самом деле главным предметом ее беспокойства была семья, которую она, невзирая ни на что, любила и постоянно ощущала свои обязательства перед нею, какими бы тяжелыми или горькими те ни были.

Что касается Рогана Суини и его предложений, то поначалу она твердо решила отказаться от них по самым что ни на есть принципиальным соображениям. Искусство и бизнес, по ее мнению, не должны смешиваться воедино. Это – первое. Во-вторых же, она не хотела иметь с ним никаких дел из-за того, что ей не нравился тот образ, который сложился о нем: богатый, уверенный в себе, с утонченными манерами – такие ее раздражали. А в-третьих, и это было, пожалуй, самым главным: она не желала принимать его предложение, боясь признаться себе самой, что ей не хватает ни сил, ни умения вести свои дела.

И все же придется проглотить эту горькую, возможно, позолоченную пилюлю! К этому заключению она пришла бессонной ночью. Да, она примет предложение и позволит Рогану Суини сделать ее богатой. Если получится.

Но вовсе не потому, что не может или не хочет сама заниматься своими делами. Она делает это уже, слава Богу, целых пять лет, если не больше. Да и у Брианны в ее маленькой гостинице дела шли не так уж плохо. В общем, они могли позволить себе жить на два дома, что и делали, и вполне сносно. Но вот что касается еще одного дома…