Мы же взрослые люди - Юлия Гурина Страница 13

Эля подбежала к нему радостно, как только умеют дети. Он подхватил ее на руки и закружил. Кудряшки весело разлетались вокруг дочки. Эльвира смеялась как волшебный колокольчик.

– Мама меня причесывала, но недопричесала. Я хочу, чтобы меня папа теперь причесал.

Ринат взял расческу и принялся расчесывать блестящие волнистые волосы дочки. Аккуратно заплел две косички, завязал резиночки на концах. Сгреб дочь в охапку и прижался к ее голове носом. Детский родной запах. Папа пощекотал живот малышки, поцеловал коленочки. Эля заливалась счастливым задорным смехом.

– Давай поиграем в капканчики, – предложила дочка.

Это была придуманная ими двоими игра. Папа обнимал дочку, а она выбиралась из его обнимашек. Оба участника обожали свою забаву.

– Пора ужинать, – позвала с кухни Диля.

– Но сначала мыть руки, – сказал папа Эле. И сам первый пошел в ванную.

В ванной на стиральной машинке лежали презервативы. Два презерватива в пластиковых упаковках без коробочки, если быть точным. Два презерватива, которыми никто в их семье не пользовался. А в машинке стирались джинсы Рината. Те самые джинсы, в которых эти два презерватива лежали до того, как они стали лежать здесь. Ринат помнил, как убирал их в карман, но в тот раз они не пригодились. И он забыл про них, когда бросил джинсы в стирку.

Эти презервативы на машинке означали то, что Диля достала их из кармана, положила сюда, и загрузила джинсы в барабан. Это означало, что жена про все догадывалась.

Ринат спрятал презервативы. Помыл руки себе, Эльвире и сел за стол ужинать.

Свежий и вкусный ужин – не придерешься.

Диля вела себя как ни в чем не бывало. Непринужденно, спокойно, смиренно. Собрала посуду, домыла сковородку. Пошла укладывать Элю спать.

Ринат включил телевизор, но не смотрел его. Налил виски, но не спешил его пить. Он думал о презервативах. О том, что обычно хранит их в машине в бардачке. И если кладет в карман, то, как правило, всегда использует. Он думал о своей жене Диле. Но мысль о ней была такой короткой. И сразу обрывалась острым чувством злости. Он снова попробовал подумать о жене. Злость обдала его новой волной еще большей силы. Диля – и с Ринатом опять что‑то происходит. Такое, чего не должно бы происходить. Любил ли Ринат в этот момент свою жену – очевидно нет. Ненавидел ли он ее – очевидно да. Остервенело, слепо, незаслуженно. Он ненавидел в эту секунду свою безупречную жену, которая ни в чем не давала себя упрекнуть.

Ярость совершенно необъяснимо клокотала в нем диким звериным огнем. Ярость, которую от страсти отделяло что‑то незначительное.

Диляра вышла из детской. Собрала постиранные вещи в таз. И пошла их вешать на балкон. В аккуратном халате на молнии, хорошего, не пошлого рисунка, она стояла на балконе и подвешивала вещи на прищепки к веревочкам наверху. Движения ее были просты, даже грациозны.

Ринат смотрел на фигуру женщины на балконе. Матери его детей. Конечно, она знала о его изменах. Невозможно не догадаться, она же не дура, думал он. Но ни разу за все годы измен, а их было множество – этих лет, ни разу она не дала понять, что знает, что огорчена, что злится. Казалось, что у Диляры просто были отключены опции выражения негативных эмоций по отношению к мужу. Может быть, ее все устраивало, а может быть, она думала, что все мужчины подвержены недугу неверности. Все без исключения – и ее муж, разумеется, тоже. И поэтому надо просто закрывать на это глаза. И она так и жила – с широко закрытыми глазами.

Диля развесила вещи и стояла, глядя в ночное небо, которое было почти не рассмотреть за деревьями. Второй этаж. Птицы невысокого полета.

О чем она сейчас думает? Чего она вообще хочет?

По неизвестной для Рината причине ему внезапно стало казаться, что эта женщина его убивает. Хитрым, незаметным, никак не обличимым способом. Своей покладистостью. Своей бесстрастностью. Своим безразличием. Какой‑то внутренний демон нашептывал ему даже не мысль, а предмысль – он гибнет из-за нее. И чувство ярости в нем стало еще сильнее. Он защищался от жены слепой, дикой яростью. Яростью зверя, соскользнувшего в слишком глубокую для него яму.

Кровь бежала по венам бешеной пляской. Он буквально ощущал, как она ошпаривает его изнутри. Одичавшая кровь, кровь охотника-убийцы. Он представил, как подходит к жене и резким движением сбрасывает ее с балкона. Если действовать быстро, то она не успеет сориентироваться. В его горячих глазах уже случилось все это. Он видел вопросительный испуганный взгляд жены. Он ощущал пальцами мягкое бедро, в которое проваливается рука, и резкий рывок. А дальше свобода. Тишина. И балкон, на котором только белье и никакой жены.

Диляра вышла с балкона так же невозмутимо, как и зашла.

– Ильдар сегодня на сборах, – сказала она.

Ринат подошел к ней, расстегнул халат. Содрал его с жены, как кожу. И стремительно впился в ее смуглое рыхлое тело. Она не противилась, не радовалась, не удивлялась, несмотря на то что их супружеская близость с некоторых пор случалась не так уж и часто. И через несколько минут, когда все уже было кончено, Диляра невозмутимо подобрала свою одежду и направилась в душ, чтобы после так же спокойно лечь спать.

Ринат сидел напротив раскрытого балкона, на котором было белье и не было жены. Обновлял стакан за стаканом. После секса неистовая злость отступила, думалось легче. Вопросы появлялись в голове без ответов. Поезд из вопросов.

Ведь все же отлично, но почему так паршиво? Где я допустил ошибку? В каком именно месте поворот оказался не тем? Когда именно я сбился с пути и оказался именно тут – в этой точке реальности? Почему это случилось именно со мной? С моей семьей, с моей женой? Где‑то же у нее все равно есть чувства?