Невеста поневоле - Барбара Картленд Страница 13

— Я рассказывала мисс Ламбурн, что Мельденштейн встретит ее бракосочетание во всей красе, — говорила баронесса, захлебываясь от восторга. — Цветы будут повсюду: на окнах домов, в садах, молодые девушки наденут венки из цветов, и даже горы покроет сплошной цветочный ковер.

— Вы очень поэтичны, мадам, — заметил капитан Чеверли.

В его словах Камилле послышалась насмешка.

Она чувствовала, что капитан недолюбливает ее. Он повернулся и взглянул на нее, и девушка снова увидела презрение в его глазах.

Почему? В чем она виновата? Что заставило его презирать ее? Эти мысли не давали ей спать всю ночь. Она пыталась убедить себя, что капитан Чеверли просто неприятный молодой человек, испорченный и раздосадованный тем, что ему приходится сопровождать ее вместо того, чтобы предаваться веселью и развлечениям в лондонском свете.

Да, скорее всего, это и есть причина его неприязни.

Она вспомнила, как часто ей снилось его лицо после того, как она увидела его на скачках.

Лучше мечтам никогда не сбываться, думала она, потому что они могут принести лишь разочарование.

К счастью, наступил рассвет, и у нее не осталось времени думать о капитане Чеверли. Она быстро оделась и сошла вниз, чтобы успеть проститься со всем, что она так сильно любила. Она обошла сад, постояла возле дома, словно пытаясь запечатлеть в памяти все мельчайшие детали, и, наконец, зашла к матери.

Ее уже ждала дорожная карета, дорогой экипаж, нанятый отцом в Лондоне.

«Какое счастье, что нам не пришлось покупать его», — подумала Камилла. В будущем он вряд ли бы пригодился, разве что для поездок мамы в Бат, поэтому его арендовали на месяц вместе с четверкой великолепных чалых лошадей.

На карете стояли отличные рессоры, она ехала легко и плавно. За ней следовал фургон с багажом и горничными дам. Камилла взяла с собой молодую служанку по имени Роза, хотя леди Ламбурн и предлагала ей выбрать кого-нибудь постарше.

Роза, добродушная и румяная, начала работать у них совсем недавно, но уже показала себя не только исполнительной служанкой, но и умелой горничной.

Она любила шить и знала, как обращаться с дамскими туалетами, и Камилла решила, что будет приятно иметь при себе такую помощницу.

«Кроме того, я смогу говорить с ней о доме, — объяснила она свой выбор матери. — Роза всю жизнь прожила в деревне, она знает всех, кого знаю я. Мы будем вместе вспоминать наши края и людей. Мне придется жить среди чужестранцев, и я хочу, чтобы рядом находился кто-нибудь из своих».

Леди Ламбурн сдалась. И сейчас, при виде Розы в аккуратном и скромном платье и чепчике из черной соломки, Камилла не пожалела о своем выборе.

Горничная баронессы была, напротив, пожилая и не очень приятная женщина. Камилла подумала, что для нее было бы слабым утешением поехать за границу с кем-то, перед кем она испытывала благоговейный страх. Кроме дорожной кареты, в которой должны были поехать она и баронесса, Камилла с удивлением увидела во дворе фаэтон, в котором капитан Чеверли прибыл из Лондона.

— Вы правите им сами? — изумленно спросил его отец.

— Да, я подумал, что поеду впереди, — ответил Чеверли. — Таким образом мы сэкономим время на смене лошадей, в гостиницах и других местах, где нам придется останавливаться. Когда мы прибудем в Дувр, где нас ждет яхта его высочества, я отошлю его в Лондон, а вашу карету и фургон — к вам в поместье.

— Очень любезно с вашей стороны, — поблагодарил его сэр Гораций и повернулся, чтобы попрощаться с Камиллой.

Ее глаза затуманились от слез, поэтому она не оглянулась на дом, когда они выехали из ворот. Она не видела деревню с прудом для уток, зелеными полями, на которых пасся скот, и маленькой серой церквушкой, где ее крестили.

Прошло некоторое время, прежде чем она справилась со слезами и смогла смотреть в окно на придорожные деревушки. Ей хотелось выйти из душной кареты на воздух. Она с завистью смотрела на капитана Чеверли, сидевшего на козлах и лихо правившего фаэтоном. Камиллу раздражало, что ее мысли то и дело возвращались к нему, но она понимала, что не успокоится, пока не узнает причину его враждебного отношения к ней.

Путь до Дувра был неблизким, поэтому они выехали так рано. К полудню Камилла уже успела проголодаться, и они остановились на постоялом дворе.

Первым делом они увидели фаэтон капитана Чеверли. Под присмотром его грума коляску и лошадей тщательно чистили и мыли. Жена хозяина проводила баронессу и Камиллу наверх, в уютную спальню, где они смогли смыть с себя дорожную пыль. Она Принесла им полотенца, пахнущие лавандой, и кувшин для умывания с горячей водой.

— Какое чудесное место! — восхитилась баронесса. — В Англии столько отличных постоялых дворов, хотя еда обычно хуже, чем на континенте.

— Сейчас я съем что угодно. Умираю с голоду!

Баронесса рассмеялась. Весело болтая, они прошли в отдельную гостиную, где капитан Чеверли уже заказал обед.

Он разговаривал с хозяином. Как всегда, он выглядел очень элегантным и красивым, но в его глазах Камилла заметила то же циничное безразличие, что и раньше. Ее сердце упало.

— Леди, я заказал вам холодные закуски, но хозяин говорит, что есть еще жареная свиная ножка, пирог с жаворонками и устрицами и баранья голова, — сказал он, обращаясь скорее к баронессе, чем к Камилле.

— Вам следовало бы сначала спросить мисс Ламбурн, — укорила его баронесса, несколько смущенная тем, что ей предложили сделать заказ вперед будущей принцессы Мельденштейна.

— Конечно, прошу прощения, — поправился капитан Чеверли, — что пожелаете, мисс Ламбурн?

У Камиллы внезапно пропал аппетит. Казалось, что в его словах сквозит какая-то неприязнь, от которой ей становилось не по себе и хотелось защититься. Она не могла пожаловаться на грубость с его стороны, но все-таки между ними возникала какая-то напряженность. В окно ярко светило солнце. Камилла сняла шляпку, и в свете солнечных лучей ее светлые локоны блестели и переливались. Она сделала заказ и, неожиданно повернувшись к Чеверли, увидела на его лице выражение невольного восхищения. Она не могла ошибиться. Узнав, что ничто человеческое ему не чуждо, Камилла внезапно почувствовала облегчение. Она решила во что бы то ни стало заставить его переменить к ней отношение.

— Расскажите мне о Лондоне, — попросила она. — Полагаю, что все столичные щеголи, денди, несравненные завсегдатаи модных салонов так же ослепительны, как и раньше? Как только я вижу кого-нибудь из них, то сразу понимаю, почему Бог наделил фазана более роскошным оперением, чем его серую маленькую курочку.

Хьюго рассмеялся:

— Как странно, мисс Ламбурн, что вы совсем не преклоняетесь перед сливками общества.

— А почему я должна преклоняться перед надутыми индюками, которые тратят целое утро на то, чтобы завязать шейный платок, а ночи — чтобы напиться вдрызг.