Звезда любви возвращается - Элизабет Беверли Страница 13

Уиллис покачал головой, чтобы разогнать туман; потом откашлялся, чтобы прочистить горло. К сожалению, он не мог привести в порядок остальные части тела в присутствии Розмари. Поэтому лишь скрипнул зубами и сел.

— Знаешь, — осторожно заговорила Розмари непривычно мирным голосом, — по-моему, мы слишком резво начали вчера. Меня впечатляет человек, которым ты стал.

Уиллис подозрительно посмотрел на туманный силуэт. Наверное, не стоило снимать очки, без которых невозможно увидеть выражение лица. С чего это Розмари внезапно подобрела? Притупляла внимание, чтобы затем нанести новый удар?

— Что ты имеешь в виду? — осторожно спросил Уиллис. Несмотря на близорукость, он понял, что Розмари уставилась в пол, будто стеснялась своих слов.

— Ты вырос и сделал все, что планировал в детстве, — пробормотала она. — Ты добился всего сам. Ты оставил свой след в науке, как обещал.

— Пока нет, — возразил Уиллис. — Я должен еще объяснить поведение Бобржиницколоницкого.

— Этого ты не сможешь.

— Не смогу? — Утверждение Розмари поставило его в тупик. — Я не смогу? — Розмари повернулась к нему, и теперь Уиллис жалел, что не видел ее лица. Но поздно. Стоит сейчас надеть очки и Розмари решит, что он хочет рассмотреть ее. Однако Уиллис не желал, чтобы Розмари думала, будто он придает значение ее словам. Даже если так оно и было.

— Нет, ты не сможешь, — уверяла она его. — Но ты разработал телескоп, Уиллис. Он настоящий монстр. Разберешься ты с Бобом или нет, ты уже сделал такое, что многие люди узнают о тебе.

— Только астрономы, астрофизики и космологи — поправил ее Уиллис. — Широкая публика будет знать обо мне не больше, чем о Бобржиницколоницком.

— Да, но какая разница? Ты всегда презирал широкую публику.

Конечно, Розмари говорила правду. Но почему его это так задело? Уиллис знал, что созданием телескопа забронировал место в истории — в истории науки, во всяком случае. Но по некоторым причинам этого ему было мало. Уиллис хотел, чтобы каждый знал его имя. Не только ученые, а все люди Земли. Правда, его деятельность понятна только ученым, поэтому всемирная слана Уиллису Рендому не грозит.

Уиллиса рассердили собственные мысли.

— Забудь, Розмари. Ты все равно не поймешь, — отрезал он, скрывая раздражение.

Розмари опять потупилась.

— Конечно, где уж мне? — грустно промолвила она. — В конце концов, я всего лишь безмозглая идиотка и глупая курица, не так ли?

Уиллис задохнулся. Как будто боксер-тяжеловес ударил его в живот. Безмозглая. Глупая. Курица. Идиотка. Именно так он называл Розмари за глаза все школьные годы. Много лет он и не вспоминал эти прозвища. Но Розмари, судя по всему, помнила их постоянно. Жаль, что он не видит ее лица!

Но к тому времени, как Уиллис надел очки, она уже шагала к лестнице.

— Розмари! — окликнул Уиллис.

Она остановилась, не начав спуска, осторожно посмотрела через плечо.

— Что?

— Я… — А что, собственно говоря, «я»? «Прошу прощения за поведение глупого ребенка, которым был тринадцать лет назад»? «Извиняюсь за оскорбления более чем десятилетней давности»? Уиллис тяжело вздохнул. — Ничего. Не бери в голову.

Розмари отвернулась, но Рендом услышал еще одну фразу:

— Ты будешь обедать и ужинать дома?

Да! Конечно! Вместо этого он ответил:

— Нет. Мне надо в город по делам. Думаю, что перекушу там.

— Хорошо, — кивнула Розмари и шагнула на лестницу.

И все, что мог сделать Уиллис, — это посмотреть на пустой люк в полу и понять, что он похож на его душу.

Несколько часов спустя Уиллис, как под гипнозом, рассматривал все тот же выход с чердака. Он сидел на полу у открытого окна рядом с телескопом. В комнате, похожей на пещеру, царила духота. Уиллис наконец оторвал взгляд от проема и повернул голову к окну, подставляя лицо слабому ветерку.

Тонкий серпик луны, подвешенный высоко в небе, терялся среди миллиардов звезд. Голоса сверчков и кошачьи вопли утонули в музыке Мусоргского, что доносилась из колонок портативного магнитофона. Но, как ни странно, она не заглушала шепот ветра в темных кронах деревьев.

Ночной Эндикотт дышал миром и спокойствием, как много лет назад. Уиллис взглянул на чacы. Почти три. А он до сих пор не сумел поймать Бобржиницколоницкого в объектив телескопа. Чтобы не терять времени, Уиллис рассматривал достопримечательности галактического масштаба. Но и это занятие уже порядком утомило его. Он устроил перерыв.

Когда Уиллис присел на пол, его взгляд скользнул по коробкам Розмари. На одной из них лежал фотоальбом с большеглазым котенком на обложке. Котенок держал во рту ромашку и выглядел до отвращения сладким. Уиллис из простого любопытства начал листать альбом, качая головой и улыбаясь картинам невинного детства. Маленькие девочки смеются перед именинным тортом. «Ночевка под открытым небом» — герлскауты у палатки. Девочки постарше с тающим мороженым стоят перед школой. Розмари, Энджи и Кирби улыбались Уиллису с каждой фотографии.

Он отложил фотоальбом и заглянул в коробку. Под альбомами лежало ежегодное издание Эндикоттской центральной школы 1985 года — альбом выпускного класса. Его, Уиллиса, выпускного класса. Уиллис не заказал себе ни одного экземпляра. Он не желал напоминаний о самом несчастном периоде своей жизни. Но сейчас он не мог сопротивляться желанию заглянуть в прошлое. Не отдавая себе отчета, он открыл желтый кожаный переплет с осыпающимся золотом.

Фотографии школьной пьесы мгновенно перенесли его на тринадцать лет назад. Постановка называлась «Самый тихий океан». Розмари играла дочь Кровавой Мэри и весь спектакль была облачена в телесного цвета трико, имитирующее наготу островитянки.

Каждый, кто сидел в зрительном зале, недоумевал, почему Розмари окутана облаком нежного света вне зависимости от происходящего на сцене. Все, кроме гнома Рендома, разумеется. Уиллис занимался освещением.

Он с улыбкой пролистал еще несколько страниц и остановился, увидев портреты выпускников. Сначала Уиллис нашел собственное изображение и покачал головой от удивления. Вот каким он был — неловким, застенчивым мальчиком, любимым единственным человеком — мамой. После его имени шел список заслуг — длинный и внушительный. Он мог бы быть еще больше, но, видимо, школьные активисты сочли, что титулы типа член химического клуба, клуба физиков, шахматного клуба, латинскоiо клуба, бета-клуба, Национального общества чести и тому подобное недостойны перечисления.

Со следующей страницы на него пристально смотрела Розмари. Уиллис затаил дыхание. Ее вьющиеся волосы, гораздо длиннее, чем сейчас, струились по обнаженным плечам. Темные глаза искрились от смеха, губы изогнулись в доверчивой улыбке. Воплощенное счастье. С безупречным цветом лица, вздохнув, отметил Уиллис.

Под фотографией перечислялись заслуги Розмари, и на них всех лежала печать школьной популярности: самый активный болельщик, староста школьного хора, Испанский клуб, школьный драматический театр и другие шикарные общества…