Царица Савская - Тоска Ли Страница 13

Два аколита вели меня на поляну под руки; час назад Азм дал мне выпить горькую настойку дурмана, корня лунного цветка. Меня немедленно стошнило, и я отказалась допивать ее, затем меня стошнило еще дважды.

Возле маркаба я опустилась на колени, чувствуя кислую горечь во рту. Мои распущенные волосы упали на землю, накрыли бедра. Надо мной возвышалась фигура в плаще, заслоняя небо. Азм. Золоченый череп быка Алмакаха словно парил над его головой, глазницы казались дырами в черную бесконечность, а пустые ноздри привиделись мне зубастой гримасой, я едва не закричала, впервые увидев ее.

Он заговорил, и хоть я отлично знала, что хриплый голос принадлежит жрецу, казалось, это бычий череп произносит слова призрачными губами, а небо над горами рокочет с запада ему в ответ.

— Мы приносим дар крови — воду, соль и охру жизни, — чтобы ты услышал прошение своей дочери. Алмаках, бог луны и грома, услышь своего слугу и ответь! — Его руки резко дернулись. Пять рун взлетели в воздух, зависли в нем на невозможно долгий миг, рассыпались по земле. Две из них легли перевернутыми: руна печени и руна сердца.

— Алмаках, услышь и ответь, — забормотали окружившие поляну племена, почитатели Амман Сайин, Атар и Вадд — богов солнца, луны, утренней звезды, полей, дождей и грома — богов их собственных территорий, предков и кланов… Каждый приносил клятвы богам земель, в которые приходил, как я обращалась к Сайин на прибрежной равнине и Амму в Катабане. Но теперь мы были на территории государства Сабы.

Саба и Алмаках превыше всего.

Жрец обернулся к востоку, где над пустыней уже начал подниматься бледно-серебристый при свете дня полумесяц. Изогнутый нож блеснул в руке, близнец зависшего в небе серебряного серпа.

— Алмаках, даруй победу своей дочери, даруй быстроту мечам собравшихся здесь союзников ее и родни. Поведай, должны ли мы выступать на Мариб в этот день? Даруй нам ясное знамение, позволь своему народу запомнить твою милость. Даруй победу, дабы увековечить свою славу. Саба и Алмаках превыше всего!

Племена заключают собственные сделки с богами, подумала я отстраненно. Как им и должно. Но моя сделка, заключенная так давно, касалась не племени, а лишь меня и бога.

Азм опустился на колени перед козленком, придерживая его голову. Я не помнила, как он успел это сделать. Нож сверкнул и упал невероятно быстро и медленным полумесяцем поднялся снова вверх. Мгновение словно растянулось, кровь расцвела жуткой улыбкой на кремовом горле и лишь затем алой аркой взлетела в воздух.

Аколит упал на колени, чтобы поймать кровь в золотую миску, и я смотрела, как та наполняется, а перед глазами плясали красные точки, похожие на капли крови, попавшей на край сосуда. Ветра не было, и металлический запах крови казался мне настолько густым, что я начала ощущать ее привкус на языке.

Я смотрела, как завороженная, как жизнь животного истекает передо мной, как вскидываются и опадают в пыль, обмякнув, связанные ноги козленка.

Когда Азм склонился, чтобы вспороть ему живот, я велела себе отвернуться и, кажется, даже отвернулась, но помню, что видела, как аколит оттягивает край зияющей раны.

Вонь внутренностей… треск плоти, похожий на треск разрывающихся нитей плотной ткани… Азм в крови по самые локти, он вырезает печень…

С ужасом и изумлением я смотрела, как он изучает ее, а затем осторожно разрезает, раскрывает, как фрукт.

— Благое знамение, — провозгласил он. — Мы выступим на Мариб сегодня!

Вопли со стороны собравшихся зрителей заставили мое сердце заколотиться очень быстро, слишком громко отдаваясь в ушах.

— Каким будет итог? — крикнул кто-то.

Жрец передал красную массу одному из аколитов и принял из рук другого миску с кровью. С запозданием я поняла, что он подходит и опускается передо мной на колени.

— Дочь Алмакаха, взгляни в сей сосуд и скажи мне, что ты видишь.

Я наконец отвела взгляд от черных глазниц черепа.

Вот сосуд. Столько крови… Я наклонилась вперед, вглядываясь в алый колодец, в смешение жизни и смерти. И на миг мне показалось, что я не на поляне, не на краю пустыни, а во дворце. Что я — девочка, цепляющаяся за мертвую мать, и мамины пряди волос запутались у меня в пальцах. Что мне снова двенадцать и я отчаянно жажду спасения, и рубины в браслете моей матери так же красны, как капли крови на золотой кромке…

— Моя царица, что видишь ты? — спросил Азм откуда-то очень издалека.

— Фимиам. Ладан, — услышала я свой голос.

Я потянулась к нему, но жрец поднялся на ноги. И я упала вперед, опрокинув сосуде кровью.

— Дорога пряностей, — услышала я его голос словно издалека.

— Дорога пряностей! — закричал он. — Алмаках возвещает благое царствование!

Все соплеменники разразились приветственными криками — все, кроме Макара, который поддержал меня за плечи.

Руки я держала опущенными между нами, с пальцев капала кровь.

Он поднял меня на руки, велел принести воды и легкой пиши для царицы. И когда после этого он вновь посмотрел на меня, его лицо было хмурым, как грозовое небо на западе. Я коснулась его щеки.

Этой ночью мы любили друг друга молча, отчаянно, снова и снова, до самого рассвета. И я молча поклялась себе в утренней тишине, что мы поженимся до конца лета. Планы его отца больше не имели для меня значения.

Пусть утешается, думая, что его замысел полностью сработал. Это было не важно, ведь я обретала в итоге счастье.

От лагеря к нам бежал человек. Я поднялась на дрожащих ногах и лишь тогда заметила кровь, которую размазала по щеке и груди Макара.

— Другие племена идут с севера! — кричал бегущий. — Сотни людей!

Руки всех присутствующих инстинктивно метнулись к мечам, но прибывший из племени Амана громко провозгласил:

— Вот видишь, моя царица! — Он дернул подбородком в сторону идущих от горизонта. — Мои люди присоединились к нам.

Мужчины ушли готовиться, а я остановилась у маркаба и провела пальцем по золоченым рогам. Подергала страусовое перо. Золотые листья были очень тонкими, очень гладкими, безупречными. Как и акациевое дерево, насколько я знала. И перья были чистыми — слишком чистыми и новыми, чтобы в давние времена побывать в многочисленных битвах…

Очень умно.

Мы двинулись на запад, чтобы встретиться с племенем Амана в долине Мариб. Кричавший был прав, их оказались сотни.

И они присоединились к нашим силам, закрыв наш правый фланг. Был уже почти полдень, начался дождь, от которого волосы липли к голове, а вуаль к лицу. Из близлежащих селений все утро шли новые люди, и численность нашего войска достигла почти что четырех тысяч, включая объединенный царский эскорт, показатель военной мощи.

Перед нами, через Вади Дхану, параллельно которой мы шли справа, зеленел край южного оазиса Мариба, отделенный готовыми поглотить его песками пустыни. Мое сердце забилось чаще.