Ангелочек. Время любить - Мари-Бернадетт Дюпюи Страница 13

В комнате воцарилось молчание. Жерсанда, знавшая эту печальную историю, задумчиво смотрела на языки пламени.

— Вы хвалите мое ремесло, милорд, и я за это вам очень признательна. Но невозможно избежать неудач, — заговорила Анжелина. — Этой ночью мне с трудом удалось спасти женщину. Но, увы, ребенок умер. Когда случается нечто подобное, я разделяю горе родителей. Господь и природа порой «раздают плохие карты»…

Взволнованный словами Анжелины, лорд Брунел пристально посмотрел на молодую женщину. Он находил ее красоту такой странной, такой необычной, что сравнивал эту женщину с аметистовыми глазами с величественной феей, живущей на земле во имя любви к людям. Но в ее облике он улавливал и тайную печаль, и какое-то неудовлетворение собой.

— Я так счастлив, что встретил вас, Энджи! — воскликнул лорд.

В ответ Анжелина рассеянно улыбнулась. Ее потрясла верность этого пожилого мужчины своей обожаемой супруге. И вновь ей страстно захотелось любить и быть любимой. Мысли Анжелины устремились к Луиджи, жгучие глаза которого всегда волновали ее. «Где он? Почему он не возвращается сюда, в дорогие моему сердцу горы?»

Испания, Барселона, в то же время

Лежа на кровати, Луиджи видел колокольню собора Святой Эвлалии, похожую на резную каменную стрелу. Наступила ночь, небо начало чернеть. Но большой испанский город не спал. Из соседних домов доносились оживленные разговоры, смех, отголоски жаркой ссоры, ритмичные песни.

— Долорес! — позвал он. — ¡Madre de dios! [6]Долорес?

Луиджи еще раз проклял свою неловкость, в результате которой он оказался прикованным к этой кровати со смятыми простынями, запертым в четырех стенах. В надежде заработать несколько су он сделал слишком сложный пируэт на берегу Льобрегата перед стайкой прелестных девушек в разноцветных платьях. Именно одна из них — Долорес Мингуэс — приютила Луиджи и принялась лечить его вывихнутую щиколотку. Старый доктор, живший по соседству, поставил этот диагноз поспешно, после беглого, но мучительного осмотра. Однако Луиджи сомневался в верности диагноза, ведь прошло уже три недели, а улучшения не наступало. Луиджи боялся, что у него перелом, и чуть не умирал от страха.

— Если бы я мог наступать на эту чертову левую ногу, то давно бы уже сбежал отсюда, — простонал он. Лоб его был покрыт мелкими капельками пота.

Вынужденное заточение доставляло Луиджи невыносимые страдания, ведь он привык бродяжничать и спать под звездным небом. В очередной раз громко выругавшись, он взял с прикроватного столика графин с водой и налил себе стакан. В ту же минуту застекленная дверь отворилась и в комнату вошла молодая женщина.

— ¡Querido mió! [7]— произнесла она тоном, в котором звучали сладострастные нотки. — Почему ты так громко кричишь? Лежи спокойно, если хочешь быстрее выздороветь.

Долорес Мингуэс склонилась над своим возлюбленным. Она нежно отбросила назад несколько черных прядей, прилипших к влажному лбу больного.

— Ты проголодался? Я велела пожарить рыбу с перцем, как ты любишь.

Луиджи недоверчиво посмотрел на нее. В ответ же она пылко поцеловала его.

— Ты такой красивый! Ты мне очень нравишься! — прошептала Долорес.

Прислонившись обнаженным торсом к спинке кровати, молодой человек совершенно не думал о том, что может выглядеть соблазнительно. Иссиня-черные вьющиеся волосы, смуглый цвет лица, пухлые ярко-красные губы и томный взгляд делали его привлекательным для противоположного пола. Он также привлекал к себе внимание своими забавными рассказами или очаровывал улыбкой хищника.

Долорес, красивая женщина лет тридцати, незамужняя, но вовсе не затворница, легко поддалась чарам этого загадочного человека, который читал стихи на французском языке, пел и танцевал на паперти собора вот уже на протяжении двух месяцев. Она проявила благосклонность к акробату и всюду сопровождала его.

— Querido mio, — повторила она. — Тебе так хорошо у меня! Ты живешь здесь припеваючи, как сыр в масле катаешься.

Это выражение Луиджи услышал от Долорес несколько дней назад. Хозяйка дома хвасталась тем, что в юности работала во французской таверне, и поэтому говорила по-французски довольно хорошо. Это упрощало их общение, тем более что акробат знал испанский язык.

— Я не собираюсь проводить всю свою жизнь прикованным к этой кровати. Мази твоего доктора не приносят мне облегчения. От них боль только усиливается. Кстати, ты отправила письмо, которое я дал тебе сегодня утром? Завтра я хочу побриться. У меня были причины отращивать бороду, но сейчас я хочу ее сбрить.

— Мужчины рождены, чтобы носить усы и бороду, querido mio, — рассмеялась Долорес. — И чтобы быть сильными. Тебе нужно отдохнуть. Ты скоро поправишься.

«Черт возьми! Эта женщина в конце концов запрет меня в клетке, будет откармливать и превратит в безвольную марионетку!» — мысленно ужаснулся Луиджи.

На несколько секунд Луиджи закрыл глаза, сокрушаясь, что судьба нанесла ему столь тяжелый удар, приговорив к неподвижности. Долорес подошла к окну и стала любоваться колокольней собора. Мягкий свет, лившийся с улицы, подчеркивал ее пышные формы. У нее была прекрасная грудь, четко обозначенная талия. Каштановые волосы плавными волнами спадали ей на спину.

Письмо! Ты отправила письмо? Это очень важно. Я в нем просил денег у друга, у моего единственного друга, живущего во Франции.

— И как он даст тебе денег? — Долорес хмыкнула.

— Я все узнал еще до этого проклятого падения. Отец Северин пришлет мне почтовый ордер [8]. Почтальон принесет тебе извещение. Я в письме подчеркнул, что платеж должен быть сделан на твое имя.

— И ты купишь мне кольцо?

— Ну конечно!

Он врал. Луиджи собирался потратить эти деньги — если, разумеется, он их получит, — совершенно иначе. Он долго не решался обратиться за помощью к старому монаху, который приютил его в аббатстве Комбелонга в начале предыдущей зимы, однако у него не было выбора.

— Luigi mio, — продолжала Долорес, — если ты подаришь мне кольцо, возможно, потом ты женишься на мне. У меня есть небольшой домик в горах. Мне хотелось бы жить в нем с тобой. Там растут апельсиновые деревья, есть сад, фонтан…

Несмотря ни на что, эти слова смутили бродячего акробата. Ему исполнилось тридцать три года, а за душой у него ничего не было. Он даже лишился своей скрипки. Ее разбила разъяренная толпа, когда жандармы арестовали его за преступление, которое он не совершал. Если Луиджи согласится принять великодушный подарок своей любовницы, ему больше не придется бродить по дорогам в поисках заработка, он обретет постоянный кров. Но спокойная жизнь вместе с Долорес, несомненно, положит конец некоторым воспоминаниям.