Любовь неукротимая - Хизер Сноу Страница 13

Спустившись на нижнюю ступеньку лестницы, Габриэль остановился и полной грудью вдохнул свежий воздух. Вспомнилось детство, когда он, раскинув руки, радостно бегал вокруг дома. Габриэль краем глаза уловил понимающую улыбку Пенелопы, прежде чем она накинула капюшон.

Она повернулась к нему, и он заметил, как она сейчас похожа на Красную Шапочку, только одетую в черное:

– Аллен сказал, тропинка через парк ведет в лес. Проверим?

Может, она и выглядела как Красная Шапочка, но говорила скорее как Волк… Габриэль заподозрил, что эта прогулка – часть ее жуткого метода лечения. Однако кивнул:

– Пойдем.

Пенелопа ускорила шаг. Некоторое время они шли в тишине, которую нарушали лишь хруст засохшей листвы и стук тяжелых сапог Картера.

В жилах Габриэля закипала кровь. Возможно, в предвкушении того, что для него запланировала Пенелопа. Или просто потому, что она сейчас рядом с ним. Что бы там ни было, Габриэль уже не помнил, когда в последний раз чувствовал такой прилив энергии. Или он просто наконец становится самим собой? Он чувствовал себя лучше и лучше с каждым глотком свежего воздуха.

– Ты знаешь, что эмоции напрямую связаны с движениями? – прервала молчание Пенелопа. – Если ты посмотришь на впавшего в уныние человека, то заметишь, что он всегда сутулый, медлительный и вялый. Дышит поверхностно и медленно. Никогда не обращал внимания?

Габриэль покосился на нее.

– Нет. Не всматривался. Но после войны я сам был сильно подавлен. А вот во время приступов безумия меня трудно назвать малоподвижным. Ты не согласна? – сухо поинтересовался Габриэль.

К его удивлению, «Волк» одарил его поразительно кротким взором. Однако продолжала она не менее уверенно:

– Объясни, в чем заключалась «подавленность»? В периодических приступах тоски? Или временами ты надолго впадал в полное отчаяние?

Габриэль тяжело вздохнул.

– Ты вывела меня на прогулку, чтобы допросить?

– Поговорить.

Он спрятал руки в карманы пальто.

– Веселенькая утренняя прогулочка, скажу я.

– Уж извини.

Габриэль какое-то время молчал.

– Может, лучше обсудить это в моей комнате? Там по крайней мере тепло. – Он взглянул на угрюмого надзирателя, следующего за ними. – Картер был бы тебе очень благодарен.

– Не сомневаюсь, – согласилась Пенелопа. – Однако состояние Картера – не моя забота.

«Значит, она заботится обо мне?» Габриэль заметил, что происходящее внезапно перестало сердить его.

– У меня есть много причин вывести тебя прогуляться. Во-первых, цепочка «движение – эмоции» всегда срабатывает безотказно. Да, уныние подавляет, способствует лености, вялости и медлительности. Но если человек примет решение с этим бороться, намеренно начнет глубже дышать и больше двигаться, велика вероятность, что эмоциональное состояние заметно улучшится. Таково мое личное наблюдение, хоть я еще и не постигла, как именно это работает.

– Хм-м, – протянул Габриэль. Это было скорее согласие, нежели возражение, ведь уже после каких-то пятнадцати минут ходьбы он почувствовал заметное улучшение.

– Во-вторых, я знаю, что солдаты – люди, привыкшие много двигаться, и в движении чувствуют себя более комфортно. Вот я и подумала: прогулка поможет тебе вернуться к прежнему образу жизни.

Интуиция Пенелопы вновь поразила Габриэля.

– Ты не ошиблась, – подтвердил он, ощущая, как холодный воздух щекочет ноздри.

– Многие солдаты, которых я лечила, проводили на улице очень много времени. Учитывая твой военный опыт – примерно такой же, как у них, – тебе тоже следует больше времени бывать на природе.

Казалось, в помощи другим людям, солдатам, вся Пенелопа: будто это врожденный талант молодой леди. Габриэля тронуло это ее качество. Он пробежался взглядом по заснеженному зимнему пейзажу Викеринг-плейс, но перед внутренним взором упорно возникал разноцветный осенний сад вокруг его родного дома. Последний раз он был там именно осенью.

– Мои слуги удивлялись, как редко я бываю дома, – вспомнил Габриэль. – Порой мне даже приходилось придумывать оправдание своим отлучкам перед самим собой. Осмотр владений, различные визиты, встречи. Однако в большинстве случаев я просто не мог заставить себя сидеть в четырех стенах.

В те самые дни Габриэль чувствовал себя прекрасно. До того как безумие полностью овладело его сознанием, прогулки были единственным средством борьбы с ночными кошмарами. Но… как только дали о себе знать первые приступы, стал затворником. Он решил спрятаться ото всех, включая собственную семью, и так продолжалось до тех пор, пока его родственники не приняли решение отправить его в Викеринг-плейс. Неужели Габриэль сам способствовал развитию своей болезни? А ведь такое вполне возможно. Его жизнь рушилась день за днем, а он не предпринял ничего, чтобы хоть как-то исправить положение. Как же он был глуп, что не осознавал этого.

Пенелопа все понимала. И благодаря ее проницательности Габриэль за последние несколько часов ощущал себя куда более живым, чем за все жуткие месяцы мучительного лечения под надзором опытных и уважаемых врачей. Появись эта хрупкая женщина, когда болезнь только начиналась, зашло бы все это так далеко?

Габриэль перевел взгляд на спутницу. Она уверяла, что уже помогла нескольким бывшим солдатам. И у нее не было никаких причин для лжи. Она бы просто не приехала сюда, если бы не знала способа помочь больному. Вероятно, ему следует открыться ей хоть немного и посмотреть, к чему все это приведет.

Он оглянулся, чтобы узнать, насколько близко следует Картер. Надзиратель отставал на несколько ярдов, и до Габриэля едва доносился хруст щебня под его тяжелыми сапогами. Отлично. Возможно, Габриэль и показал свою слабость Пенелопе, но, будь он проклят, если позволит быть тому свидетелем кому-то постороннему.

Вдохновившись перспективой приватного разговора, Габриэль начал:

– В первые несколько месяцев я с огромным трудом засыпал в своей комнате. Я чувствовал себя… – он постарался найти наиболее подходящее слово, – узником. Проводить ночь под открытым небом, созерцая звезды, мне было намного приятнее, чем сверлить взглядом потолок. Все это ассоциировалось у меня со склепом, а не со спальней.

– Хм-м. – Это все, что ответила Пенелопа. Она решила ничего не говорить, предоставив Габриэлю возможность высказаться.

Однако он тоже умолк и только потирал рукой шею, чтобы избавиться от внезапно охватившего напряжения. Все его мышцы словно одеревенели от подобного, казалось, пустякового признания.

– Но маркиз не может просто так взять и поставить палатку даже на самом глухом участке своих земель – непременно пойдут сплетни, – сказал он, надеясь, что на этом разговор закончится. – Поэтому… – Габриэль пожал плечами, словно все, о чем он говорил, совершенно ничего не значило.