Речи любовные - Алиса Ферней Страница 13

— Да, я очень счастлива, я хотела этого ребенка. Хотела, чтобы Теодор не был единственным в семье, — спокойно ответила она.

Это было не очень тактично по отношению к нему самому, чья дочь, по-видимому, должна была остаться без братика или сестрички. Но виду он не подал и, не дрогнув, ответил:

— Вы правы. А сколько лет Теодору?

— Три с половиной.

Заговорив о сыне, она словно бы утешилась. А может, оттого, что призналась в беременности? Как другая бы призналась, что она замужем, помолвлена, ну, словом, что любить ее не дозволено.

— Вы любите детей, не так ли? Думаю, это меня в вас и подкупило, когда я увидел вас в детском саду.

Она улыбалась. От воспоминания об этом у нее начинало биться сердце.

— Да, дети — очень важная часть моей жизни, и в то же время, как это ни странно, я продолжаю думать, что могла бы прожить и без них. До замужества я долго представляла себе свою жизнь без них. Хотела стать художником, мне не нужен был ребенок. Я даже думала, что ребенок стеснит меня.

— Понимаю, — раздумчиво протянул он, как бы еще под впечатлением от услышанного.

Ее прорвало, она говорила без умолку:

— Когда я вышла замуж, все оказалось иначе, чем я представляла.

— Как это? Она задумалась:

— Вряд ли у пары есть большой шанс долго прожить вместе, если в определенный момент у них не появляются дети.

— Впервые слышу, но, думаю, это довольно-таки верно, просто никто не отваживается над этим задуматься. А разве вы не верите в чистую незаинтересованную любовь?

Она тряхнула головой и улыбнулась:

— Верю, но в очень редких случаях. Я восхищаюсь мужчинами, не бросающими бездетных женщин. Это настоящие рыцари. Мне кажется, что чаще всего любовь нуждается в некоем подспорье. Чувства помогают нам выстраивать нашу жизнь. А если благодаря им ничего не созидается, мы их оставляем, как нечто бесполезное.

Он покачал головой; распознать ход его мыслей было сложно.

— Не знаю, для чего я вам все это говорю! — закончила она, покраснев.

Говоря, она все задавалась вопросом, не дурацкий ли у нее при этом вид: мол, молоко на губах не обсохло, а туда же, рассуждает. Ее удручало, что это могло быть так и потому она решила поставить на этом точку.

— Муж хотел детей, но не я, моя жизнь понравилась бы мне и без них.

— Ну конечно, у вас же есть я! — сдерживаясь, чтоб не рассмеяться, пошутил он.

Она открыто расхохоталась. Они будто условились о галантных отношениях, положенных на мелодию смеха.

— Верно, не следует желать детей как замену чем> то. Только потому, что жизнь пуста, ведь в этом случае им нечего будет дать. У иных женщин это как причуда: забрасывают собственную жизнь и всего ждут от ребенка, ничего более не требуя от самих себя. Это ведет к непримиримым противоречиям, — рассуждал он с серьезным выражением лица.

Она еще не раз будет сбита с толку этим его балансированием между насмешкой и мудрыми высказываниями, произносимыми с неподдельной серьезностью. Кроме того, он хотел поделиться с ней своим опытом, посчитав, что она стоила того и зерно упадет на добрую почву… словом, еще немного — и он бы почувствовал ответственность за нее. Она уже знала то, чему он желал ее обучать, но в этом не было необходимости, поскольку они были очень похожи, только с разницей в возрасте. Он об этом и не догадывался, тогда как она уже сделала это открытие!

— Я тоже считаю, что нужно дать что-то своим детям, нечто, обретенное в мире, в котором их еще не было.

Он улыбнулся.

— Почему вы улыбаетесь? Я говорю что-то не то? — лукаво спросила она, чувствуя прекрасно, что он во всем ее одобряет.

— Вовсе нет. А улыбаюсь я оттого, что вы столь наставительны! Я пытался представить вас с вашим сыном.

Она вздохнула и откинулась на спинку стула.

— Устали? — участливо спросил он, смутив ее. Она ощущала его заботу о себе как нечто постыдное.

— Нет, все хорошо.

Когда она не старалась вести себя подобающим образом, в ней вспыхивала девичья порывистость, а из-за робости проглядывала дерзость.

— Я рада тому, что сижу здесь с вами, — проговорила она в одну из таких минут.

И это было чистой правдой: ее переполняло тщеславие, что для этого человека она целое мироздание. Ее саму очень удивило, что она осмелилась сказать ему об этом. Теперь она радовалась себе самой и тому, что разговор о будущем ребенке не бросил тень на их встречу. Она то опускала глаза долу, то вскидывала на него. А он всякий раз силился ухватить ее взгляд и не отпускать: она ощущала себя словно рыбка на крючке.

— Я тоже очень рад нашему с вами ужину. Как в сказке про фею.

Он и правда так думал.

— Не могу в это поверить, — произнесла она, нисколько не лукавя.

— Поверьте же. — Его голос зазвучал просительно. Уловив некую наигранность в его тоне, она подумала, а не нарочно ли он так заговорил и не стоит ли попросить его прекратить ломать комедию. При мысли, что он неискренен, она смутилась еще сильнее. Хотя ей и очень хотелось безоглядно поверить в его перед ней преклонение, казавшееся неподдельным. Ее совершенно покорило то, какой ценностью выглядит она в глазах другого человека. И тут в разговор вступил внутренний голос: «Мы можем разговаривать друг с другом обо всем, его альковный голос будоражит мне кровь, я уже полна томления. Это волшебство — мне на погибель; тайны, умолчания, угрызения, воспоминания, ожога — будет все, и быть мне несчастной». Она уже была несчастна: мучимая, поделенная надвое. Она хотела лишь одного — остаться с ним наедине, и была на это не способна. Кто поймет, что такое женское вожделение вкупе с чрезвычайной чистотой? Сама она выглядела от этого жалкой и сбитой с толку. Она могла ему сказать все, но не то, что свершалось в ней в эту минуту. Одна из аксиом отношений между полами: я хочу быть вашей, но не отважусь на это в данный момент. До какой степени точно понимал он ее? Об этом она спросила саму себя, когда он прошептал:

— Вы и я — что это?

Точно ли он произнес эту фразу? Она едва осмеливалась в это верить и сделала вид, что не слышала. Ее не оставляло сомнение: а что, если он лгал с целью соблазнить ее? А что, если поступал с ней, как все мужчины со всеми женщинами, желая часто и многих, но любя редко? Со сколькими женщинами он уже проделал этот трюк?..

Она молчала. Лицо ее было задумчиво. И он решил взять быка за рога.

— Что у нас с вами? Не знаю. Это не просто влечение, — проговорил он, придавая интонации вопросительные нотки.

Она поостереглась отвечать. Пришлось ему самому заканчивать начатую мысль:

— Нет, это что-то другое.

Она не могла удержать улыбку. Как прекрасен был этот миг! А она-то была уверена, что их встреча — в первую очередь свидание мужчины и женщины: об этом свидетельствовало проснувшееся в ее теле острое щемящее ощущение. «Вот уж не думала, что так глубоко уснула. А ведь он лишь смотрит на меня, ничего больше. Это что-то непостижимое, я уже влюблена и пылаю. Да он наверняка догадывается об этом и играючи отнекивается». Но она ошибалась, он был искренен. А ошибалась она потому, что была моложе. Его и правда влекло к ней, но было и еще что-то: некое сродство, которое ему было дороже физического притяжения, поскольку являлось редким даром. Он и разглядывал ее теперь именно с этим чувством сродства, близости, чувственность же была уже частично утолена словами, улыбками и неспешностью общения. И вдруг все темы для разговора иссякли, и они молча взглянули друг на друга. С той минуты, когда она приняла решение отдаться любви, он прозрел в ней некую силу, которая толкала его к ней: она поддалась, раскрылась, хотела узнать, что он за человек, — и была полна могучих токов.