Дерево ангелов - Пенни Самнер Страница 13

«Выпей это, — настрочила она в записке. — Только один раз, в виде исключения. Это придаст тебе сил».

Порошок был похож на тот, что давал отцу доктор Виленский.

— Что это?

«Кокаин».

_____

Молодой скрипичный мастер с абсцессом головного мозга был поразительно красив. Его гладко выбритый череп напоминал отшлифованный мрамор. Он лежал на спине — с закрытыми глазами, нагое тело прикрыто белой простыней — и был так бледен, будто его только что вынули из ванны со льдом.

И вот его веки внезапно затрепетали и разлепились, и он в упор посмотрел на Нину. Его взгляд был полон невыносимой муки.

— Не волнуйся, — прошептала она сквозь марлевую повязку. — Мы тебе поможем. Ты выздоровеешь, обещаю.

Мысль о том, что она избавит его от боли, переполняла ее радостью. Рядом Лейла смочила тряпицу хлороформом, от которого по комнате поплыл тошнотворный сладковатый запах, и подала ее Нине. Та приложила тряпочку ко рту и носу юноши, и, когда она плотно прижала ее, в его глазах засветился страх и он слабо попытался приподняться.

— Тсс… — игриво шепнула Нина и улыбнулась про себя, потому что знала, что ему никогда больше не придется бояться.

А потом в его взгляде появилось новое выражение, которому Нина не смогла бы дать название, и его веки медленно закрылись. Он задышал спокойно и ровно. Было слышно, как за окном отец больного читает молитвы.

Доктор Виленский встал с правой стороны стола, вместе с Лейлой; Нина встала с другой стороны, возле столика с инструментами.

— Пощупайте пульс, госпожа Карсавина.

Нина взяла мягкое запястье пациента, сосчитала удары. Это было легко — для нее не было ничего невозможного.

— Шестьдесят, доктор.

— Хорошо.

Когда он повернул голову юноши, из правого уха в подставленную Лейлой тряпочку хлынул зловонный зеленый гной. Отвратительный запах был Нине нипочем. Как говаривала жена садовника, самые душистые цветы вырастают из самого вонючего дерьма. При мысли об этом Нина чуть не рассмеялась.

— Обратите внимание, — говорил доктор Виленский, — что вены на правом виске вздуты. Мы с госпожой Чижовой промоем антисептиком среднее ухо. Госпожа Карсавина, после этого мне понадобятся скальпель и зажимы, а затем — трепан, зонд с узким лезвием и щипцы.

Когда скальпель взрезал гладкую, как мрамор, кожу, хлынула рубиново-красная кровь.

— Я делаю надрез по виску примерно в одном дюйме над ухом.

Это было все равно что смотреть, как кухарка разрезает куриную грудку и снимает мясо с костей, только кухарка управлялась несколькими ловкими движениями, а тут это заняло долгое время. Но Нину это не волновало. По телу ее разливалось приятное тепло, и она чувствовала в себе столько сил, что могла бы стоять тут до бесконечности. Она проверила глаза юноши: если они начнут открываться, нужно будет опять дать ему хлороформ.

Наконец доктор Виленский установил трепан.

— Сейчас мне понадобится зонд, который вводится с двойной целью: удалить мелкие осколки кости и выяснить глубину проникновения. После вскрытия костной полости вырезанные участки кости необходимо немедленно окунуть в антисептический раствор и положить на марлю. Зонд…

Нина подала зонд. Виленский ввел его и тщательно обработал отверстие вдоль лезвия трепана.

— Несколько раз повернуть и поднять — этого должно быть достаточно. Вот так…

Нина взяла вырезанный круглый кусочек кости пинцетом, аккуратно окунула его в раствор и осторожно положила на марлю, где он — о чудо! — превратился в пуговицу из слоновой кости.

— Гиперемия твердой мозговой оболочки. Госпожа Чижова, проверьте, есть ли мозговой пульс.

Лейла просунула в отверстие обтянутый резиной палец и покачала головой.

— Так я и думал. Сейчас я вскрою мембрану и обнажу мозговую ткань. Обнаженный участок нужно обработать йодоформом во избежание дальнейшего распространения инфекции. Госпожа Карсавина, скоро мне понадобится полая игла.

Когда мембрана была разрезана, Нина увидела, как оттуда выпячивается, вздуваясь, точно теплое тесто, какая-то желтоватая масса.

— Это и есть мозг, — пояснил Виленский. — Он выпирает наружу из-за давления. — Он взял у Нины иглу и медленно запустил ее в середину вздутия. — Ага! — Что-то заклокотало, и смрад стал еще сильнее. — Мы добрались до верхнего слоя полости абсцесса. — Наклонившись, Виленский воткнул иглу глубже, и струя гноя брызнула ему на фартук. Он даже не заметил этого. — Живо мы управились! Госпожа Чижова, раздвиньте отверстие пошире щипцами, чтобы я мог вырезать омертвевшую ткань.

Нина держала ванночку, куда хирург бросал пораженные болезнью кусочки мозга, некоторые из них были величиной с конский боб. Затем Лейла промыла полость раствором борной кислоты. Однако гной не переставал сочиться. Виленский бодро сказал:

— Нам понадобятся лампы. Где-то должна быть еще одна полость, так что мне придется сверлить опять.

Нина с Лейлой поставили лампы, и Виленский приставил трепан к основанию черепа. На этот раз на трепанацию ушло больше времени, а затем вся процедура повторилась почти без изменений. Гноя теперь было еще больше, и Лейла заливала очаг нагноения раствором, пока он не стал свободно вытекать и из верхней полости.

— Ему не потребовалось еще хлороформа?

Нина покачала головой.

— Он впадает в кому. Теперь нужно сделать дренирование.

Нина передала тонкие стеклянные трубки с резиновыми наконечниками, и доктор вставил их в отверстия в черепе.

— Не зря мы их купили, — с удовлетворением заметил он. — В большинстве российских больниц до сих пор используют декальцинированные куриные кости.

Лейла присыпала раны борной кислотой и начала накладывать повязки из стерильной марли. Нина глядела на пару пуговиц из слоновой кости, лежавших на марлевой подкладке. Доктор ответил на ее невысказанный вопрос:

— Вставлять кость на место не всегда необходимо. Если бы он поправился, кожа затянула бы дыры. Но абсцессы оказались на удивление глубоки, и, нужно признать, шансы, что пациент выживет, крайне малы. Будь у меня возможность сделать эту операцию пораньше, все могло бы быть иначе. А вообще, — он стянул марлевую повязку и улыбнулся, — мы вполне успешно завершили нашу первую сложную операцию.

Неважно было, что юноша обречен — зато внутри он был безупречен, как резная чаша, как выпитое через дырочку яйцо. Когда перевязка была закончена, Виленский снял фартук и вышел поговорить со стариком-отцом, который все еще молился во дворе. Лейла откинула простыню, и Нина увидела, как прекрасно тело юноши — тело, в котором все еще пульсировала жизнь, бежала по жилам кровь. Она протянула было руку, чтобы дотронуться до него, но Лейла накрыла его свежей простыней, а потом показала, что нужно прибраться.