Седьмая луна - Габриэль Мариус Страница 13

Но Клайв уже лишил ее воли и теперь мог делать с ней все, что угодно. Он снова поцеловал ее в губы, а потом его язык скользнул в ее рот. Причем он все делал умело и быстро, и чем намного превосходил Эйба. Неожиданно его рука скользнула к ее груди, но не задержалась там, а опустилась ниже, на бедра. Фрэнсин предприняла последнюю попытку освободиться, но сил для борьбы уже не было. Она вспомнила строгое предупреждение матери, что многие женщины порой испытывают приступ страсти, который является результатом восставшей плоти и похотливого желания. Надо избегать провоцирующих моментов и ни в коем случае не поддаваться инстинкту. Но теперь уже поздно. Она почувствовала, что с ней творится что-то невообразимое, нечто такое, что обычно бывает при очень быстрой езде на разгоряченной лошади.

В этот момент рука Клайва скользнула вниз и мгновенно оказалась у нее между ног. Фрэнсин сделала несколько глубоких вдохов, но уже не противилась ему. А он продолжал осыпать ее поцелуями и лихорадочно возился с непослушным бельем. Наконец ему удалось просунуть палец за плотную ткань трусиков и ощутить ее увлажненную от возбуждения и предательски бесстыдную плоть.

Почувствовав, что сейчас случится непоправимое, Фрэнсин машинально сомкнула ноги, сжав ими его горячую руку. Воспользовавшись замешательством Клайва, она изо всех сил толкнула его в грудь.

– Прекратите, – прошипела она ему на ухо, – иначе я закричу во весь голос!

– Но сначала отпустите мою руку, – ехидно хмыкнул он.

Она раздвинула ноги, вскочила и начала судорожно приводить себя в порядок. Ее лицо пылало от чувства стыда и вместе с тем невыразимого удовольствия, причем стыд быстро улетучился, а удовольствие еще продолжало греть ее душу.

– Как вы смеете? – выдохнула она первое, что пришло ей в голову в этот момент, хотя прекрасно понимала, что этой фразой напоминает провинциальную актрису в какой-то идиотской мелодраме.

Он улыбнулся, поднес пальцы к губам и сладострастно облизал их. Она удивленно смотрела на него, а потом вдруг осознала, что это значит, и хотела немедленно уйти, но ноги ее не слушались.

– О Боже, это прекрасно, – прошептал он, жмурясь от удовольствия. – Как-нибудь в другой раз и в другом месте.

– Вы не джентльмен. – Она понимала, что ведет себя глупо, но другого способа выразить свое возмущение придумать в тот момент не могла.

– Согласен, но ничего не могу с собой поделать, – откровенно признался Клайв. – Ты мне безумно нравишься. И я очень рад, что мы вместе встречаем Новый год.

Волнения последних минут оглушили ее, но сейчас она явственно слышала громкие крики посетителей ресторана и приглушенный колокольный звон, разносящийся по всему городу.

– Боже мой, – прошептала она, закрыв лицо руками.

– Только один-единственный поцелуй. – Клайв прижал ее к себе. – С Новым годом, дорогая.

Фрэнсин растерянно посмотрела на него и уступила его желанию.

– С Новым годом, – ответила она, преодолевая неловкость.

– Что означает 1942 год по китайскому календарю? – неожиданно спросил Клайв.

– Это год Лошади.

– Значит, в этом году нас ждет дикая лошадь с огненными глазами и громовым дыханием, – грустно произнес он. – Послушай, Фрэнсин, я хочу тебе кое-что сказать…

В этот момент с балконов донеслась громкая традиционная песенка, от которой у Фрэнсин даже мороз по коже пошел. Эта сентиментальная шотландская мелодия почти полностью совпадала с китайской похоронной музыкой, и она сразу вспомнила давно умершую мать. Фрэнсин почувствовала, что сейчас расплачется, развернулась и, не говоря ни слова, побежала в отель.

А веселье там было в самом разгаре. Не обращая внимания на изрядно опьяневших людей, она поднялась на свой этаж и еще в коридоре услышала громкий плач Рут. Девочка проснулась от грохота взрывов и с тех пор никак не могла успокоиться, несмотря на все усилия няни. Испытывая острое чувство вины, Фрэнсин прижала дочку к груди и стала ласково покачивать.

– Тише, милая, все хорошо, мама уже здесь. Спи, моя маленькая птичка.

В этот момент ей показалось, что мир вокруг нее рушится, оставляя после себя грязные развалины. Все, что она усвоила для себя с детства, – порядок, достоинство, честь, совесть, – все это в одночасье превратилось в дымящиеся руины. А если они все правы и ее муж уже мертв? Что, если японцы действительно захватят Сингапур, сея смерть и разрушения на своем пути? Может, нужно было остаться с этим пьяным офицером и позволить ему повалить себя на траву? По крайней мере она получила бы хоть минуту удовольствия на фоне этого вселенского безумия и ужаса. А что еще можно ожидать от этой жизни? Что ждет ее в будущем? Ничего. Ровным счетом ничего.

Проснувшись на следующее утро с мерзким чувством стыда и унижения, она решила, что вчерашний день был для нее позором и мир действительно катится в пропасть. Клайва Нейпира надо забыть – забыть немедленно и навсегда. Оставалась надежда лишь на третье января, когда должен был приехать Эйб, и, возможно, он спасет ее от дальнейшего падения в пропасть. Она ждала его с самого утра. Но к обеду он не появился. Рут тоже начала нервничать и не отходила от матери ни на шаг. Кончилось тем, что девочка нечаянно разбила бутылку с косметическим маслом для лица и Фрэнсин отшлепала ее, чего никогда не делала прежде.

Весь вечер они просидели в номере, чутко прислушиваясь к каждому звуку. Фрэнсин часто подходила к окну и с ужасом смотрела на бесконечные колонны беженцев, заполонивших тихую улочку перед отелем. Куда они все идут? На что надеются? Ведь Сингапур уже давно не может вместить всех, кто добрался сюда в поисках надежного и безопасного укрытия. А что будет завтра, послезавтра и во все последующие дни?

В тот день Эйб так и не появился, как, впрочем, и на следующий день. Она часами лежала на диване, тупо уставившись в потолок, стараясь найти хоть какое-то объяснение его задержке. В конце концов, она попыталась успокоить себя тем, что третьего января он планировал не приехать в Сингапур, а только выехать из Ипо. Она понимала, что это маловероятно, но ничего другого в голову ей не приходило.

Проснулась она глубокой ночью от какого-то шума и громких голосов. Яркая луна мягко освещала комнату, отбрасывая на стены причудливые тени. Первая мысль была о том, что теперь-то уж она точно увидит Эйба. Громкий стук в дверь показался ей подтверждением ее пророческих снов. С трудом сдерживая волнение, Фрэнсин вскочила с дивана и бросилась к двери. Но на пороге она увидела не мужа, а дрожащую Эдвину, в одной ночной рубашке.

– Эдвина, – потрясенно выдохнула она, – что случилось?

– Отец… – едва слышно прошептала девушка побелевшими губами. – Прошу вас, пойдемте со мной…

Фрэнсин посмотрела на спящую дочь, набросила халат и последовала за Эдвиной. Переступив порог их комнаты, она от ужаса чуть не рухнула на пол. Ее взору предстала кошмарная картина. Стены комнаты и даже потолок были забрызганы кровью, а на полу, скрючившись, лежал отец Эдвины. Голова его раскололась, а в мертвой руке был зажат револьвер.