Предложение судьбы - Мария Евгеньева Страница 13

Старая княгиня терпела, терпела затворничество внука, а потом, в один прекрасный день, взбунтовалась и потребовала его присутствия в Петербурге.

– Нечего дочь лишать матери! Сам рос без матери, должен знать, каково это! Я в те годы молода еще была, а теперь? Древняя старуха, мне нынче не до воспитания! У девочки должна быть мать, и точка! Ты думаешь, это здраво – воспитывать дочь одному? Я скажу – нет! – Видя, как лицо внука принимает непроницаемую маску, княгиня сбавила обороты и заговорила более мягко: – Сашенька, я ничего не говорю и ни к чему тебя не неволю. Встретишь достойную женщину, женишься. Тебе еще и тридцати нет, а ты живешь отшельником! Ты же у меня красивый, богатый… Езжай в Петербург на пару месяцев, проветрись, а там сам и поглядишь, как тебе дальше жить.

По личному опыту Александр знал, что с бабушкой проще согласиться, чем спорить. Если та что вбивала себе в голову, то не успокаивалась, пока не получала. Так они и условились. В мае князь Митяшев приехал в Петербург. Но дочь он не собирался оставлять на попечение нянек да теток. Катенька должна была последовать за ним месяц спустя.

– Сильно забила лошадь девочку? – тихим голосом поинтересовалась баронесса. Она знала печальную историю внука подруги, но даже теперь, слушая, не могла сдержать горестных слез.

– Ой, не знаю, не знаю… Посыльный, что прибыл, сказал следующее. В имении кошка окотилась, и Катенька играла с котятами на полянке. Один-де побежал в сторону конюшни, девочка, кровинушка моя, кинулась за ним. А в имении как раз по весне лошадей новых привезли. Один жеребец из конюшни вырвался да понесся прямо на Катеньку… – Княгиня жалобно всхлипнула и зажала рот руками. – Жеребца увели. Сразу за доктором послали, но на тот момент, когда гонца послали сюда, она находилась без сознания… Ох, горе-то какое! Как жить дальше, Тори?! Как жить?

Баронесса фон Клонц принялась успокаивать подругу, а Маша сидела притихшая.

Ей было безумно жаль князя Митяшева. Пока княгиня рассказывала историю своей семьи, она ее внимательно слушала, а в душе рождались самые противоречивые чувства. Она искренне переживала за молодого Александра, когда того бросила невеста. И восторгалась его благородством, когда он пожалел девушку и все же женился на бедняжке. Кто знает, что испытывала бедная девушка? Она, наверное, любила удалого гусара, раз отважилась на побег с ним. А что испытывал в те роковые дни сам Александр? Только Господу известно и ему. Почему не отказался от нареченной? Какими чувствами мотивировался? Почему женился, раз знал, что будущая жена любит другого?

И приехал в Петербург князь, скорее всего, не за любимой женщиной, не за той, которую смог бы назвать нареченной, Богом предназначенной, а за хорошей матерью дочке. Маша в ужасе прикрыла глаза. Ах, как теперь был понятен гнев Александра, когда они встречались в Летнем саду. Неужели это было вчера? Кажется, что прошло уйма времени.

Много лет назад ему навязали в жену непутевую барышню, а вчера такая же сама пыталась навязаться, бесстыдно предложив себя в жены. Но Маша искренне считала, что сможет стать хорошей верной женой!!!

А сегодня князь мчится по дороге, не зная, жива ли его единственная дочь.

Маша всей душой прониклась его бедой и тихо стала молиться святым, чтобы они пожалели и смилостивились над маленькой девочкой.

Александр потом не мог вспомнить, сколько времени он потратил на дорогу, мимо каких городов проезжал, в каких постоялых дворах останавливался. Для него существовала лишь одна цель – как можно скорее оказаться дома, увидеть дочь и убедиться, что она жива.

Все остальное стало в одночасье неважным и второстепенным.

В те поистине роковые дни, когда он ничего не знал о судьбе Катюши, его сердце обливалось кровью, замирало и стучало через раз. Он подгонял лакея, лошадей и время, а дорога казалась бесконечной.

Когда его дорожная коляска влетела во двор имения, он выпрыгнул из нее на ходу. Весь в пыли, не чувствуя усталости, он побежал к дому. Вечерело. Багровый закат медленно прятался за близлежащим лесом.

Александр, не чувствуя ног, распахнул дверь и едва не натолкнулся на доктора, который собирался покидать имение.

– Доктор…

– Князь…

Александру хватило одного взгляда на доктора Вершинина, чтобы все понять.

Он продолжал спешить, когда поднимался по лестнице. Сердце затихло, больше он не слышал его бешеного ритма. Около двери дочери Александр остановился, а потом, стараясь не шуметь, открыл дверь и вошел в комнату.

Горничная, которой наказали следить за Катенькой, что-то быстро вязала на спицах. На шум подняла голову, а завидев хозяина, вскочила на ноги и ахнула:

– Александр Кириллович, наконец-то! Мы не чаялись, когда вы прибудете!

Он кивнул ей и направился к широкой кровати с высокими резными ножками. Укрытая бежевым шелком, среди множеств подушек, его дочь казалось особенно маленькой. Александр присел на край кровати.

Катенька лежала с закрытыми глазами. На правой скуле виднелись ссадины. Рыжеватые волосы скрывала повязка, наложенная доктором. Девочка была по-прежнему бледной.

Точно почувствовав присутствие отца, она открыла глазки.

– Папенька. – Детский голосок прозвучал тихо, но между тем в нем слышалась радость.

– Да, моя хорошая, папа здесь, – ответил Александр. Его голос дрожал. Он с трудом сдерживал скупые слезы. – Все будет хорошо. Папа больше никому не позволит тебя обидеть.

Девочка улыбнулась сухими губами.

– Это хорошо. Дай мне попить.

Горничная услужливо подала стакан с водой, и Александр, осторожно приподняв голову дочери, поднес его к губам девочки. Та жадно сделала несколько глотков и снова откинулась на подушку.

Она смотрела на отца и нежно улыбалась.

– А ты грязный, – немного погодя заметила она.

– Простите, юная барышня, я еще не успел переодеться, очень спешил к тебе.

– Я тебя сильно заставила поволноваться, да?

– Есть такое дело.

– Но теперь все будет хорошо, я скоро поправлюсь. – Катюша шумно вздохнула. – Правда, доктор Вершинин сказал, что мне придется несколько недель провести в кровати. Голову я ушибла не сильно, а нога… да… с ней сложнее.

Александр невольно улыбнулся почти взрослым рассуждениям дочери. Какая же она у него умница! Он испытал ни с чем не сравнимое чувство гордости отца за свое дитя. По телу разлилась знакомая теплота, которая часто посещала его в присутствии дочери.

– И нога тоже скоро заживет.

– Я сломала лодыжку, но мне сейчас уже не больно, честно-пречестно. Интересно, я хромать буду?

– Мы наймем лучших докторов, если понадобится, съездим за границу, и я уверен, ты хромать не будешь, твоя ножка быстро заживет. – Александр заботливо поправил одеяло дочери. – Сильно испугалась, моя хорошая?