Обольстить грешника - Элизабет Хойт Страница 13

— Так ты познакомилась с другими слугами? — спросила Мелисанда, чтобы отвлечься от своих мыслей и не таращиться, как влюбленная дура, на дверь, ведущую в комнаты лорда Вейла.

— Да, миледи. — Салли начала распускать ей волосы. — Дворецкий, мистер Оукс, очень строг, но, видимо, справедлив. Миссис Мур говорит, что искренне уважает его мнение. На нижнем этаже есть шесть горничных, и пять на верхнем, а, сколько лакеев, я не знаю.

— Я насчитала семь, — сказала Мелисанда. Еще днем ей представили всех слуг, но невозможно было сразу запомнить их имена и обязанности. — Так они были добры к тебе?

— О да, мэм. — Салли замолкла на минуту, вынимая тысячи шпилек из ее прически. — Хотя…

Мелисанда наблюдала за маленькой горничной в зеркале туалетного столика. Салли свела брови. — Да?

— О, да ничего, мэм, — сказала она и тут же добавила: — Только этот мужчина, мистер Пинч. Я была очень вежлива, как и предупредил мистер Оукс, когда представлял меня всем, а этот человек, мистер Пинч, смотрел на меня, задрав нос, к тому же очень большой нос, мэм. Я не считаю, что ему следует так уж им гордиться. И он говорит: «Довольно молода для камеристки, не правда ли?» И таким надменным тоном… Я бы очень хотела знать, какое ему до этого дело.

Мелисанда удивилась. Она никогда не замечала, чтобы Салли так обижалась на кого-нибудь или на что-нибудь.

— А кто этот мистер Пинч?

— Он личный слуга его сиятельства, — сказала Салли. Она взяла щетку и стала энергичными движениями расчесывать волосы Мелисанды. — Большой такой урод, с лысиной во всю голову. Кухарка говорит, что он служил в армии вместе с лордом Вейлом, в колониях.

— Значит, он служит лорду Вейлу уже много лет. Салли ловкими, быстрыми движениями заплела волосы Мелисанды в косу.

— Думаю, он занят только собой. Более неприятного, чванливого, мерзкого человека я редко встречала.

Мелисанда улыбнулась, но ее улыбка исчезла, когда она услышала какой-то звук, и ее сердце забилось.

Дверь в комнату виконта распахнулась. На пороге стоял лорд Вейл в наброшенном поверх рубашки и панталон восточном халате.

— А, я пришел слишком рано. Мне уйти?

— В этом нет необходимости, милорд. — Мелисанда всеми силами пыталась скрыть дрожь в голосе. Ей было трудно заставить себя не смотреть на него. Его рубашка была расстегнута у горла, открыв часть груди, и это просто потрясло ее. — Это все, Салли.

Горничная присела, неожиданно потеряв дар речи в присутствии нового хозяина, поспешила к двери и исчезла за ней. Лорд Вейл посмотрел ей вслед.

— Надеюсь, я не испугал вашу маленькую горничную. — Она просто волнуется, оказавшись в новом доме.

Мелисанда следила в зеркале, как по ее комнате расхаживал экзотический зверь мужского пола. Она была его женой. Ей было трудно сдержать смех при этой мысли.

Он подошел к камину и посмотрел на фарфоровые часы, стоявшие на полке.

— Я действительно не хотел помешать вашему вечернему туалету. Я ужасно путаюсь во времени. Если желаете, я могу вернуться через полчаса или около этого.

— Нет. Я совершенно готова. — Она вздохнула, встала и повернулась к нему.

Он смотрел на нее, его взгляд опустился на кружевную отделку ее сорочки. Она была свободной и широкой, довольно прозрачной, и Мелисанда почувствовала, как под его взглядом подобрался ее живот.

Затем он моргнул и отвел от нее взгляд.

— Может быть, вы хотели бы еще немного вина? Она почувствовала разочарование, но сумела скрыть его.

— Это было бы приятно.

— Отлично. — Он подошел к столику у камина, на котором стоял графин, и наполнил два бокала.

Она тоже подошла к камину, и, когда он обернулся, она уже стояла рядом с ним.

Он протянул ей бокал:

— Пожалуйста.

— Спасибо. — Она сделала глоток. Волнуется ли он? Он смотрел на огонь, и Мелисанда, опустившись в одно из позолоченных кресел, указала ему на другое: — Почему бы вам, не сесть, милорд?

— Да, конечно. — Он залпом выпил половину бокала, затем неожиданно наклонился вперед, поставив бокал между ног. — Послушайте. Я целый день пытаюсь придумать, как правильно это сказать, и все еще не придумал, поэтому я просто скажу это. Мы поженились довольно быстро, и почти все время нашей помолвки меня здесь не было, это моя вина, черт меня побери, и я сожалею об этом. Но из-за всего этого у нас не было случая, как следует познакомиться, и я подумал… э…

— Да?

— Может быть, вы хотели бы подождать? — Он, наконец, поднял на нее глаза и смотрел с чувством, очень напоминающим сожаление. — Вам решать, я полностью предоставляю это вам.

Ужасающая ослепительная вспышка света взорвалась в ее голове: возможно, он не находит ее достаточно привлекательной, чтобы разделить с ней постель. А что в этом удивительного? Она высокая и довольно худощавая, никаких пышных форм. И ее никогда не называли красивой. Он флиртовал с ней, но он флиртовал с каждой женщиной, попадавшейся на его пути, простой или знатной. Это не имело для него никакого значения. Она молча смотрела на него. Что же ей делать? Что она могла сделать? В это утро они стали мужем и женой, и уже ничего нельзя изменить.

Да она и не хотела ничего менять.

Пока она приходила в себя от своего страшного открытия, он продолжал говорить:

— …и мы могли бы немного подождать, месяц или два, или сколько вы пожелаете, потому что…

— Нет.

Он замолчал.

— Простите?

Если они будут ждать, то может случиться, что брак так и останется только формальным, чего она меньше всего хотела бы. Не то, что он. Она не могла этого допустить.

Мелисанда поставила бокал на столик перед камином.

— Я не хочу ждать.

— Я… понимаю.

Она встала и подошла к нему. Он посмотрел на нее, и его глаза блеснули синевой.

Он выпил бокал до дна, поставил его и тоже встал, заставляя ее смотреть на него.

— Вы уверены?

Она чуть приподняла бровь. Просить она не станет.

Он кивнул, решительно сжал губы и, взяв ее за руку, повел к постели. Она уже дрожала от одного прикосновения его руки и теперь не пыталась скрыть свое волнение. Он откинул одеяла и жестом указал, чтобы она ложилась. Все еще в своей сорочке, она легла и смотрела, как он вынул из кармана своего халата маленькую жестяную коробочку и положил ее на столик у кровати. Затем снял халат и башмаки.

Кровать прогнулась под тяжестью его тела, когда он лег рядом с ней. Он был большим и теплым, и она, протянув руку, потрогала его плечо. Только плечо, потому что она была уверена: у нее разорвется сердце, если она дотронется до какой-нибудь другой части его тела. Он наклонился к ней и провел губами по ее губам. В блаженстве она закрыла глаза. О Боже, наконец-то! После того как она провела всю свою жизнь в одиночестве в сухой пустыне, сейчас она пила сладкий шерри. Его губы были мягкими, но упругими, с оставшимся на них терпким вкусом вина. Он положил большую теплую руку на ее грудь, и она чувствовала это тепло сквозь тонкую ткань сорочки, и по ее телу пробежала дрожь.