От любви не спрячешься - Рейчел Гибсон Страница 13

Он открыл пакет и сделал несколько жадных глотков, даже не потрудившись налить в стакан. Холодный сок освежил, а главное, смыл привкус страха и паники. Себастьян перевел взгляд с пакета на деревянную утку, стоявшую на холодильнике. Медная табличка гласила, что это американская свиязь. А на камине в гостиной стояли каролинская утка и северная шилохвость. В доме оказалось немало разных деревянных уток. Оставалось лишь гадать, с какой стати старик вдруг так увлекся определенной разновидностью пернатых. Себастьян поставил пакет с соком и взглянул на отца: тот, в свою очередь, внимательно посмотрел на сына из-под полей своей неизменной панамы.

– Может быть, тебе чем-то помочь? – поинтересовался сын.

– Если есть свободная минутка, то неплохо бы и помочь: надо кое-что передвинуть в доме миссис Уингейт. Но мне не хочется отрывать тебя в самый разгар работы.

Работа! В сотый раз печатать и стирать начало статьи? Да лучше все, что угодно, только не это! Себастьян провал Тыльной стороной ладони по губам и вернул изрядно полегчавший пакет в холодильник.

– И что же ей понадобилось передвинуть?

– Буфет.

Себастьян понятия не имел, что это за буфет и как его двигать, однако задание звучало солидно и тяжеловесно. А главное, вполне достойно, чтобы отвлечься и от неумолимо надвигающегося срока сдачи работы, и от собственной кошмарной неспособности сочинить три разумных предложения кряду.

Он вышел из маленькой кухни и направился вслед за отцом. Купы старых вязов и дубов украшали зыбкой тенью и лужайку, и белую садовую мебель. Себастьян догнал старика и пошел рядом – плечом к плечу. Идеальная картинка крепкой дружбы отца с сыном. Если бы до идеала не было так далеко.

– Неплохой денек, – заметил он, проходя мимо припаркованного рядом с его «лэндкрузером» серебристого «лексуса».

– Прогноз обещает тридцать с лишним, – ответил Леонард.

На этом диалог оборвался. Все разговоры неизменно натыкались на стену неловкого молчания. Себастьяну никак не удавалось понять, что мешает их общению. Он брал интервью у глав государств, серийных убийц, религиозных деятелей и полководцев, но почему-то не мог придумать, что сказать собственному отцу. Оставались лишь банальное обсуждение погоды да незатейливый разговор о предстоящем обеде. Отцу, судя по всему, диалог тоже давался с немалым трудом.

Вместе они подойти к черному ходу главного дома. Себастьян, зачем-то быстро заправив футболку в джинсы и пятерней пригладил волосы. Глядя на старинные толстые стены из почтенного песчаника, внезапно ощутил почти церковное благоговение и с трудом подавил желание перекреститься. Похоже, отец испытывал нечто подобное, так как быстро сдернул с головы панаму.

Леонард открыл тяжелую дубовую дверь, и вековые петли ответили протяжным скрипом. Шаги гулко отдавались на каменном полу и широких ступенях кухонной лестницы. Отец и сын встретились слишком поздно, и теперь каждый испытывал лишь смущение и неловкость. Себастьян подумал, что лучший способ избавить и старика, и самого себя от страданий – побыстрее уехать. Он не понимал, зачем приехал в Айдахо; в его жизни было немало дел и помимо пустого молчания рядом с отцом. Проблем вполне хватало и в штате Вашингтон. Предстояло привести в порядок дом матери и подготовить его к продаже. Да и со своей жизнью надо было что-то делать. В Бойсе он торчал уже три дня. Вполне достаточно, чтобы наладить диалог. Да вот только ничего не получалось. Так что оставалось помочь отцу передвинуть этот самый грозный буфет, собрать вещи и уехать.

Всю середину просторной кухни занимал большой стол для разделки мяса. Проходя мимо, Леонард бросил панаму на его изрубленную поверхность. Все стены, от пола до высокого, в двенадцать футов, потолка, занимали белые шкафы. Утреннее солнце уже по-хозяйски заглядывало в окна и с удовольствием смотрелось в зеркальные, безупречно чистые поверхности из нержавеющей стали. Тяжелые туристские башмаки Себастьяна гулко простучали по массивным черно-белым плитам кухонного пола. Отец открыл дверь в парадную столовую. Огромный, длиной не меньше двадцати футов, стол был покрыт красной камчатной скатертью. На нем стояла, соответствующих размеров ваза со свежесрезанными цветами. И мебель, и окна, и шторы казались не столько живыми героями реальной жизни, сколько музейными экспонатами. Тщательно отполированными, ухоженными реликвиями. Да и воздух напоминал музейный: холодный и чуть затхлый.

У дальней стены возвышалось фантастическое сооружение: великолепный резной дворец на ножках и с многочисленными ящиками. Его-то и потребовалось зачем-то сдвинуть с места. Отец и сын дружно направились к историческому наследию. Сейчас звук их шагов тонул в толстом пушистом ковре.

– Скорее всего, это и есть тот самый буфет.

– Да. Французский, очень старый. Семья миссис Уингейт бережно хранит его уже больше сотни лет. – Леонард снял с открытой полки большой серебряной чайный поднос и переставил его на стол.

Себастьян и сам видел, что экспонат несет на себе печать времени. Да и национальная принадлежность раритета не слишком его удивила. Впрочем, всей этой породистой тщеславной древности он предпочитал линии современные и не препятствующие комфорту.

– И куда же приказано двигать?

Леонард кивнул на пустующий кусок стены возле двери, наклонился и крепко схватил буфет у основания. Себастьян взялся с другого конца. Несмотря на громоздкость, экспонат поддался и вскоре переехал на новое место. Осталось лишь поставить его ровно, вплотную к стене.

В этот момент из соседней комнаты донесся громкий голос Джойс Уингейт:

– И что же ты сделала?

– Я не знала, что делать, – ответил другой голос, который Себастьян сразу узнал, – Совсем растерялась. Просто убежала села в машину и поехала к Люси на свадьбу.

– Ерунда какая-то. Сама подумай, как мужчина может вдруг ни с того ни сего стать геем? Разве такое случается?

Себастьян взглянул на отца. Тот невозмутимо взял со стола поднос и не спеша поставил на его блестящую поверхность серебряные сахарницу и молочник.

– Мужчина не становится геем вдруг, мама. Если подумать, то явные признаки существовали и раньше.

– Какие признаки? Я не замечала ничего подозрительного!

– Ну, например, Лонни питает противоестественную любовь к старинным порционным горшочкам.

Порционные горшочки? Черт возьми, это еще что за штука? Себастьян посмотрел на открытую дверь, из-за которой доносились голоса. В отличие от отца он даже не собирался делать вид, что не подслушивает. Уж слишком любопытным казался ему разговор.

– Многим мужчинам нравятся красивые горшочки.

Так что же, они обе до сих пор даже не подозревали, что парень голубой?

– Ну, назови хотя бы одного, – потребовала Клер.

– Например, тот шеф-повар в телевизионной программе. Не помню, как его зовут.